Читать книгу "Ушкуйник. Бить врага в его логове! - Юрий Корчевский"

И Мишаня рассказал ему обо всем: и о том, что вдов ограбили, и о засаде, и о пойманном разбойнике, и о Фильке Косом.

Посерьезнел Костя, выслушав.

– Непростое дело. Хорошо, что сам в него не полез. Про Фильку Косого слыхал: головорез отъявленный, по нему веревка давно плачет. Стражу городскую привлекать не стоит. Сразу вопросы возникнут – что за деньги, откуда… Мы сами справимся. Есть у меня десяток особо доверенных. Те что хочешь сделают, через любую охрану пройдут. Что для них Филька Косой? К вечеру, как смеркаться начнет, подходи ко мне – решим твою беду.

Мишаня домой ушел, да нервничал: за что ни возьмется, все из рук валится. Едва вечера дождался. И – бегом к Косте.

А у него в трапезной воинов полно. Одеты, как простолюдины, только у одного из-под ворота рубахи железо блеснуло. «Кольчуга под рубахой-то», – сообразил Мишаня.

– Вот он вам покажет, – показал на него Костя. – Живым Фильку спеленать и – ко мне его. Сопротивляться будет – помять немного дозволяю, но – тихо!

– Ножи у него в сапогах, и силен, как бык, – предупредил Михаил.

– И не таких пеленали, – фыркнул десятник.

Глядя на его фигуру, на пудовые кулаки, Мишаня ни на миг не усомнился в том, что так и будет.

Мишаня, десятник и трое воинов на телегу уселись, остальные воины сзади двинулись, да не скопом, а поодиночке.

Добрались до места.

После монастыря Мишаня отсчитал третий дом:

– Вот изба Фильки.

Однако подвода проехала еще немного.

Десятник, оставив одного воина у лошади, с остальными вернулся к избе.

– Ты здесь покуда подожди! – сказал десятник Михаилу.

Неслышными тенями перемахнули воины через забор. Ждал-ждал Мишаня, когда калитку откроют, – дождался. Распахнулась она, и вышел десятник. Крякнул, как утка, дважды.

Подъехала телега, из калитки вынесли здоровенный рулон и бросили на подводу.

– Садись! – десятник махнул рукой Михаилу и сам уселся на телегу.

А Филька как же?

– Да вот он! – хлопнул ладонью по свернутому ковру десятник.

Здорово! Все это время Мишаня у калитки простоял, а ни шума, ни вскрика не слышал.

Глава 8

Подвода заехала во двор к Косте. Переодетые воины шустро перенесли ковер с Филькой в подвал.

– Ты вот что, Михаил, – повернулся к нему Костя, – иди домой, отоспись по-человечески, успокойся. Дальше – уже наша забота.

– У меня разбойник дома, связанный, – его куда?

– С воинами на подводе поедешь, они заберут. И пусть слуги приберутся, чтобы следов никаких не осталось.

– Нет у меня слуг. Да и следов нет.

– Это ты зря! Я о слугах. Сторожа постоянного найми, а лучше – двух. Деньги у тебя есть, надо и о безопасности побеспокоиться. И приходи завтра вечером, думаю – тебе будет интересно.

– Еще как! Надо же узнать, кто Фильку с его шайкой на вдов навел.

Вышли воины с десятником и деловито уселись на подводу.

– Чего стоишь? Али пешком пойдешь?

Михаил пристроился на повозке сбоку – дорогу к дому показывал.

На стук подъехавшей телеги выскочили Митрофан и Тит. Михаил соскочил с телеги и встал рядом. Воины узнали старых служак, поздоровались уважительно, по плечам их похлопали, один даже обнялся с Митрофаном.

– Давно я тебя не видел, думал – на завалинке сидишь, кости под солнышком греешь, а ты, оказывается, при деле.

– Да вот, знакомый попросил дом стеречь.

– Так ты и служи у него, – хохотнул воин.

– Ладно, времени для разговоров нет, – веди, показывай своего пленника.

Митрофан взглянул на Михаила – тот кивнул.

Разбойника, не церемонясь, швырнули на повозку так, что он застонал.

– Заткнись, шпынь ненадобный, пока я тебе язык не отрезал, – с угрозой в голосе сказал десятник.

Телега с воинами и пленником уехала.

– Ну, взяли Фильку-то? – поинтересовались ветераны у Михаила.

– Взяли, только о том – никому ни слова. Подельники еще на свободе.

– Нешто мы не понимаем?

Михаил проспал остаток ночи, а днем решил заняться безопасностью дома. Поговорил с ветеранами, и когда те дали согласие, положил жалованье. Дежурить во дворе решили по очереди. Сутки – Митрофан, сутки – Тит. А для экстренного вызова дежурного охранника провели веревку из дома в конюшню, подвесив на конце ее колокольчик. Дернешь за веревку – колокольчик звонит, стало быть – нежелательный гость в доме или в лавке. А еще Михаил забор железный заказал кузнецу – в три пальца шириной. Это не крючок или деревянная задвижка, такой ножом не отодвинешь. Видел он прошлой ночью, как это легко делается.

В беготне и делах день быстро пролетел. Вечером Михаил снова к сотнику направился. Узнали его воины, провели в подвал. Михаил спускался осторожно – ступени крутые, подвал глубокий.

Спустился он и замер в удивлении. Это не просто подвал – тюрьма и пыточная одновременно. В дальнем углу, в полумраке – загородка из железа, в ней – люди. В центре высилась дыба, на ней с вывороченными назад руками висел Филька. Михаил хоть и не видел его никогда, однако узнал сразу же – по выбитому глазу, давшему разбойнику кличку.

В углу стол стоит, за ним, с пером в руке – подвой-ский, в черном судебном кафтане.

Перед дыбой Костя прохаживается. Увидел Мишаню – кивнул сурово, будто и знаком едва.

– А теперь давай, расскажи, Филька, что за человек к тебе приходил, о вдовьих деньгах рассказывал?

Подвойский зевнул, встал из-за стола, собрал бумаги.

– Так я, пожалуй, пойду, Костя? Полагаю, ничего нового я не услышу уже. А если что и будет, завтра продолжим.

Подвойский попрощался и вышел.

– Я тебя спросил, Филька, а ответа не слышу.

Костя махнул рукой, и воин, стоявший за дыбой, потянул за ручку ворот лебедки. Филька истошно заорал. Веревку ослабили. Мишке стало страшно: подвал темный, освещен только тремя чадящими факелами, посредине – дыба с дико орущим разбойником… Невольно он сделал шаг назад. Однако, как услышал ответ Фильки, приблизился.

– Из ушкуйников он – чернявый, высокий.

Вроде – знакомое описание, догадка у Мишани мелькнула.

– А шрам небольшой на шее, вот тут, – Мишка показал на левую сторону, – есть?

– Есть. Из невольников он, еще отметина от серьги на ухе. Свежая.

– Ты гляди, какой наблюдательный! – заметил Костя.

А Мишаня понял уже, о ком идет речь. Сам же гадину на груди пригрел, когда невольников бывших из жалости гребцами на ушкуе оставил. Был у него такой – Захарием звать.