Читать книгу "Счастливые шаги под дождем - Джоджо Мойес"

Глава 9

Кристофер Баллантайн и его жена Джулия были так похожи друг на друга, что, по словам миссис X., если бы они поженились тридцать лет назад, это вызвало бы в деревне массу пересудов. Его волнистые темные волосы того же оттенка, что и волосы жены, казались плохо надетым париком. У обоих были одинаковые носы с горбинкой, одинаковое худощавое телосложение, похожие принципиальные взгляды на большинство тем, в особенности на гигиену и политику. Оба разговаривали одинаково громко и несдержанно, словно каждая фраза выкачивалась из них кузнечными мехами.

И оба, как обиженно заметила Сабина, обращались с ней со снисходительной отстраненностью, как, наверное, с любым гостем. Правда, в этом случае она почувствовала в этом умышленную попытку дать ей понять, что, несмотря на кровные узы, Сабина не является истинной частью семьи. И виновата в этом была, разумеется, Кейт.

Кристофер прошествовал в дом с таким видом, словно стал его владельцем с того самого момента, как его отец потерял сознание, и сказал Джой – непонятно зачем, – что теперь ей будет хорошо. Они с Джулией приехали на бал охотников в Килкенни, что, по бестактному замечанию Кристофера, было для них настоящим везением, но немедленно примчались к родителям и перенесли свои вещи в хорошую гостевую комнату рядом с бабушкиной. До этого момента Сабине не приходило в голову спросить, почему ей не дали хорошую гостевую комнату с нормальным ковром и большим комодом со шпоном из ореха. Она спросила об этом у миссис X., и та сказала, что Кристоферу нравится иметь собственную комнату, когда он гостит здесь. И что они с Джулией действительно приезжают часто. Другими словами, не так, как я и моя мама, подумала Сабина. Но вслух ничего не сказала.

Если Джой и заметила обиду Сабины, то промолчала. Но поскольку Эдварда в доме не было, бабушка казалась очень растерянной. Решено было оставить его в Уэксфордской больнице на обследование. Сабина не хотела спрашивать, что с ним случилось, но было очевидно: это что-то серьезное, и не только потому, что бабушка была в напряжении и почти не разговаривала, но и потому, что, пока ее не было в комнате, Кристофер искал на задней части мебели и под коврами написанные от руки стикеры – а нет ли каких-либо изменений в частях наследства, которые еще несколько месяцев назад мать начала распределять между двумя детьми и которые они получат после смерти Эдварда.

– Весьма разумная мысль, мама, – сказал он ей. – На продолжительный период избавляет от путаницы.

Но Сабина услышала, как он тихо говорит Джулии, что не согласен с тем, что часы деда в прихожей или картина в позолоченной раме в столовой помечены стикерами «Кэтрин».

– С каких это пор она проявляет интерес к этому дому? – сказал он, и Сабина незаметно удалилась, решив следить за стикерами, чтобы Кристофер не начал их переклеивать.

А тем временем Джулия настойчиво предлагала свою помощь по дому. И помогала она так решительно, что выражение лица миссис X. становилось все более застывшим, как заливное. Джулия уже «организовала» кухонные дела, помогая готовить еду для всех членов семьи, заглядывала в холодильник, предлагая выбросить старые продукты, и настаивала на том, чтобы покупать магазинный хлеб взамен плотного домашнего хлеба, который каждый день пекла миссис X. Едва она вышла из комнаты, как Сабина обозвала ее при миссис X. настырной старой коровой, на что миссис X. ответила: «Она хотела как лучше» – и повторила несколько раз, как мантру, что скоро они вернутся в Дублин.

Учитывая, что они ее единственные дядя и тетя, Сабине, пожалуй, следовало удивиться, почему они до этого встречались лишь несколько раз. Первый раз это было на их свадьбе в Парсонс-Грин, когда Сабина была совсем маленькой. Она помнила только, что должна была изображать цветок, но мама сшила ей не совсем такое платье, как у других девочек, и Сабина весь день молча страдала из-за рукавов-фонариков, чувствуя неодобрение окружающих ее белокурых принцесс. Последний раз они виделись несколько лет назад, перед переездом дяди и тети из Лондона в Дублин, когда те устроили маленькую вечеринку и в знак примирения пригласили Сабину и ее мать с Джеффом. На вечеринке было полно людей из Сити и юристов, и вскоре Сабина скрылась в спальне с кошками Джулии, где смотрела телевизор, мечтая поскорее уехать домой и стараясь не обращать внимания на подростка, который почти все время передачи «Дети с железной дороги» тискал в углу тринадцатилетнюю подружку. Вероятно, ее услышало какое-то божество, и спустя час с небольшим после приезда Джефф с матерью вызволили ее оттуда. Джефф всю дорогу домой разглагольствовал о капиталистах, а Кейт не слишком уверенно возражала, что они все-таки ее родственники.

Через два дня укутанного в одеяло слабого деда, как будто припаянного к инвалидному креслу, привезли домой, и Сабина, не желая находиться поблизости от Кристофера и Джулии, без лишних слов взяла на себя часть обязанностей по уходу за Эдвардом. Из уважения к чувствам Джой ее сын и невестка старались предоставить больного лишь ее заботам. Сабина сказала миссис X., что это всего лишь предлог, чтобы поехать кататься верхом. Похоже, Джой нравилось, когда Сабина сидела рядом с дедом или читала ему страничку писем из «Лошадей и гончих». Казалось, он не замечал ее бóльшую часть времени, но Сабина видела раздражение на его лице, когда проворная молодая сиделка, которую нанял Кристофер, помогала ему подняться или объявляла, что пора идти в комнату для маленьких мальчиков. А время от времени, когда Сабина тараторила про своего серого коня или пересказывала слова Тома, она замечала в глазах деда проблески заинтересованности.

Между тем с возвращением мужа Джой стала проявлять еще бóльшую активность. Прибавилось работы во дворе, и в доме царил беспорядок. Если Лайам с Джон-Джоном не уберут эту грязь, то бедные лошади в ней потонут. Джой ничего не говорила о том, что сказали врачи, и не объясняла, почему Эдвард почти перестал есть или зачем у его кровати появился устрашающий комплект пикающего медицинского оборудования, словно приведенного в боевую готовность перед грядущей катастрофой. Время от времени заглядывая в дверь, словно для того, чтобы посмотреть, жив ли он, бабушка лишь говорила Сабине, что та делает важную работу, после чего опять шла в конюшню к своей старой больной лошади.

– Все хорошо, – сказала Сабина после ухода сиделки, садясь в кресло у постели деда и радуясь возможности избежать круговорота активности внизу, – можешь отдохнуть. Мы снова от них избавились.

Она натянула одеяло на его впалую грудь, замечая, что его изможденность больше не вызывает у нее отвращения. Сабина просто радовалась, что дед жив, спокоен и не залит томатным соусом.

– Ты только не думай, что мне скучно или что-то такое, – близко наклонившись к его уху, сказала она. Сабина приготовилась почитать ему из старой книги Киплинга, которую нашла в библиотеке, о лошадях, играющих в поло в Индии. Она знала, что дед ее слышит, даже если сиделка поднимала брови, как будто она делает что-то глупое. – На днях хотела тебе сказать об этом, – тихо проговорила Сабина, – иногда мне тоже нравится просто сидеть и знать, что я есть.

На восемнадцатилетие Кейт Баллантайн получила три больших подарка. Первый – от родителей – великолепное седло из темно-коричневой свиной кожи. Она приняла его с досадой, потому что просила денег на новый бюстгальтер и брюки. Второй подарок, тоже от родителей, был приглашением на сеанс у местного портретиста и таким образом отмечал ее взросление. Этот подарок тоже не вызвал у нее особой благодарности, поскольку был выбран тот самый художник, который недавно завершил большой портрет маслом нового мерина матери, Ланселота. Третий подарок… что ж, он стал косвенным следствием второго. И появился гораздо позже.