Читать книгу "Наркопьянь - Алексей Ручий"

Внезапно мне со всей ясностью представилась эта наводненная жижей глушь, эта сырость и затхлость, которой дышал лес. Всплыли в памяти эти ребята под шатром, палатка, похожая на гроб, собака по кличке Собака. У них даже не хватило фантазии дать собаке какое-нибудь имя.

Я смотрел вперед и чувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Нет никакой великой русской мечты, всей этой красоты, воспетой поэтами, визуализированной художниками, есть лишь грязь, хлюпающая жижа, мрак, сырость и безысходность. И именно эта безысходность и заставляет нас жить, двигаться, бороться. Те, у кого есть возможность, валят отсюда, как финны в зимнюю войну сорокового года. Остальные остаются, и безысходность в их сердцах только растет. Она заставляет их забиваться в офисы, придумывать себе какую-то совершенно неплодотворную работу, впадать в депрессии, покупать джипы, чтобы выйти из этой депрессии и выделиться из массы себеподобных, а потом снова впадать в депрессию, потому что и джипы, и дорогие квартиры, и даже красивые бабы – все это надоедает, когда за окном тебя ждет только серость и грязь. Мы здесь живем не потому, что нам здесь нравится, а потому что другого места для нас не придумано. Да и как мы со своими испачканными жижей ногами посмеет ступить на ковер в сказочном дворце. Нет, нам суждено прозябать здесь – и это никакая не великая мечта, это крест. Это крест, который русский бог взвалил на наши плечи и заставил тащить в назидание всему остальному человечеству. Поэтому нас и боятся. Не наших ядерных ракет, не нашей разваленной армии, а именно нашего агрессивного упрямства, с которым мы зарываемся в землю, в эту податливую жижу. И поэтому не важно, кто ты, что ты, чем владеешь – все рано или поздно засосет жижа, поглотит и переварит. И, может быть, потому мы только и живы, что наши ноги в земле – ведь мы из земли растем, черт побери, из земли. В самом прямом смысле этого слова.

Я вспомнил табличку: «Не работай без надежного заземления». Вот! Вот оно! Вот в ней-то все и сказано было. Заземление! В нем все дело. Мы – заземленные люди. И никакой мечты нам не надо. Наша задача – просто выжить, сродниться с землей, из которой мы изначально вылезли. А если нас оторвать от земли, мы начинаем погибать.

Это было сродни Откровению. Это и было Откровение. Все, что я искал все эти годы, все, что заставляло меня впадать в истерики, депрессии, какие-то непонятные мне до конца маниакальные состояния, заставляло пить и употреблять вещества – все это было сокрыто в моей сущности. Сущности русского человека. Я был насквозь пропитан землей. И эта земля орошалась дождями моих слез и давала ростки моих побед.

- Пойдем отсюда, - сказал я Психу, - мне здесь не нравится.

- Пойдем.

Когда мы вернулись, макароны были уже готовы. Ребята вовсю стучали ложками. Мне с Психом тоже выдали по порции. Пока ели, допили настойку. Выпивки больше не осталось. Правда, была двухлитровая бутыль с пивом, но ее решили приберечь на обратный путь.

- Как вам на горе?

- Да так себе. Обычно, - коротко ответил Псих.

Поев и помыв посуду, начали собираться. Путь предстоял неблизкий – решили назад идти по дороге, а не по тропе. Да и, честно говоря, тропы во второй раз никто бы уже не выдержал. Продолжительность пути никому не была известна, поэтому желательно было выходить пораньше.

Упаковав палатку и вещи, мы потушили костер и выдвинулись. Спустились к озеру и в обход двинулись туда, где было наибольшее количество джипов. Там уходила в лес грунтовая дорога.

Прощай, озеро и лес, прощайте скалы, прощай русская мечта, которая на самом деле никакой мечтой и не является. Прощайте!

Дорога была разбита колесами множества автомобилей и размыта дождями, так что грязи и тут хватало. В этом плане от тропы ее отличало только то, что назойливые кусты не лезли своими ветвями в лицо. Шли молча, видимо, все устали и хотели скорее добраться до дома. Мне тоже говорить не хотелось, я думал.

Вдоль дороги высились раскидистые ели, под ними лежал густой сумрак и прелая листва. Местами попадались небольшие болотца и ручьи. Лес как лес, в общем. Ничего особенного.

Изредка дорога выплескивалась из леса в поле – если это можно было назвать полем – большие вырубки, где когда-то стояли финские хутора. Там до сих пор из травы таращились почерневшие гранитные фундаменты. Потом дорога снова ныряла в лес.

Мимо нас проезжали те самые джипы с озера – хомячки возвращались домой. Проскочили несколько человек на горных велосипедах и небольшая группа пеших туристов.

Где-то через полтора часа пути мы сделали привал и выпили остававшееся пиво. Лес вокруг шумел от волн накатывающего на него ветра. Начался мелкий дождь. Мы двинули дальше.

Вскоре мы вышли к озеру, заросшему камышом. В узкой протоке был устроен мост из тесно сложенных бревен. Мы переправились на другую сторону. Где-то в озере плеснула крупная рыбина. Дождь прекратился так же внезапно, как и начался.

…Мы шли уже два с половиной часа, а конца и края лесу не было видно. К тому же мы точно не знали протяженность пути, а потому могли только догадываться, сколько нам еще до ближайшего селения. Ребята подустали. Мы с Психом держались, но все же хотелось выбраться из леса побыстрей. В итоге решили поймать какую-нибудь попутную машину.

Попытки с четвертой получилось. Однако свободных мест в джипе хватило только для ребят, мы с Психом не поместились. Помахав им на прощание рукой, мы пошли дальше. Они уехали, а мы остались один на один с лесом.

Правда, мы предприняли несколько безрезультатных попыток поймать попутку, но все они проехали мимо, даже не остановившись. Я окинул взглядом Психа и себя. В принципе хомячков можно было понять. Без рюкзаков, помятые, с двумя ржавыми табличками, один наголо бритый, а другой, наоборот, взлохмаченный как черт – мы не походили на туристов или даже деревенских жителей, скорее на бродяг или цыган. В итоге решили и дальше идти пешком.

Лес не кончался. В глазах уже рябило от бесконечных елок и берез. Я бы все отдал за то, чтобы вырваться в поле, на простор.

- Еще чуть-чуть и я сойду с ума, - сказал я Психу, - от этого леса сойду.

- Бывает. Это какой-то лесной психоз. Лес давит своим вековым молчанием, своей мощью и загадочностью. Городскому человеку трудно переварить лес. Скорее уж лес переварит его.

- Меня уже начал переваривать…

Где-то минут через сорок мы все-таки выбрались из леса. Дорога выплеснулась в поле, усеянное мелкими перелесками. Дышать стало свободнее.

Но тут мы столкнулись с очередной проблемой: дорога разветвлялась. Одна уходила прямо, другая сворачивала направо. Куда идти не знал никто. Автомобили как назло тоже не проезжали мимо уже с полчаса, спросить было не у кого. Мы с Психом остановились. Я посмотрел на часы.

- До электрички два часа. Сдается мне, что мы на нее не успеем.

- Выбраться бы отсюда.

Мы осмотрелись. Метрах в трехстах в перелеске стоял одинокий дом. Людей вокруг него не было видно, и оставалось только гадать: населен он или нет. Тем не менее, данный вариант стоило рассмотреть серьезно.