Читать книгу "Бездна - Кристоф Оно-Ди-Био"

Я был в отчаянии. Ну что ему дались акулы, когда этим летом произошло столько других событий, дающих богатейший материал для полемики?!

Например, война в Сирии, где истребители бомбили мирные города и селения. Настоящий ремейк Герники, даже если не нашлось второго Пикассо, чтобы возбудить негодование общества.

Или Европа, погружавшаяся в пучину кризиса. Этой зимой грекам пришлось топить печи мебелью, чтобы согреваться. А в СМИ если и говорили о Европе, то лишь обливая ее грязью. Хотя могли бы и вспомнить, что в мифологии Европой звали царевну, соблазненную быком, который, посадив ее к себе на спину и переплыв море, явил свой истинный лик – лик повелителя богов Зевса и грубо овладел ею под каким-то платаном. Если уж кого-то жалеть, так это ее – нашу несчастную Европу!

А налоги? Чем не тема для разговора? А ислам? Вот уж король сюжетов для светской беседы за ужином! Этим летом египетские ультра призвали к разрушению пирамид – символов язычества. В Тунисе власти провозгласили, что женщина не равна мужчине, а является лишь «его придатком», как кетчуп к жареному картофелю. В Саудовской Аравии – несомненно, все более и более креативной стране – власти собрались строить город специально для женщин, чтобы они смогли наконец работать, «не соблазняя мужчин».

Да и атомная энергетика тоже представляла немалый интерес: в Японии около бывшей атомной станции Фукусимы обнаружили бабочек-мутантов с атрофированными крылышками и органическими пороками глаз и усиков, каковые пороки они передали своему потомству, иными словами, речь шла о мутациях на генном уровне. Разве это не благодарная тема для обсуждения? Так какого же черта он прицепился к акулам, что они ему сделали?!

Беседа началась вполне мирно.

Мы обсуждали предстоящую морскую прогулку к островам Лавецци. Их утесы формой напоминают белые округлые мягкие груди. Внизу, под водой, водятся мероу[158]. А также, увы, медузы. Одна из них накануне обожгла меня.

Как огнем – дикая боль! На внутренней стороне руки, у подмышки – там, где кожа особенно нежная, – остались три ярко-красных ожога, что дало Анри удобный случай предложить мне свою мочу, мол, лучшего лекарства от ожогов не найти.

– Совсем крошечные медузы, – рассказывал он, – но с очень длинными щупальцами.

– Да-а-а, вот она – водная жизнь! – промолвил один из гостей, лидер центристов, поднося к губам бокал «патримонио»[159].

Если подумать, вполне невинные слова. Но их оказалось достаточно, чтобы вовлечь в разговор нашего полемиста, который до сих пор не произнес ни слова. Он разъяренно прошипел:

– Я просил бы избавить меня от подобных изречений!

Это было похоже на атаку кобры. Представитель центристских сил замер, не донеся бокал до рта. Чья-то рука, потянувшаяся к лонзу[160], остановилась над блюдом. Чьи-то веки, собиравшиеся моргнуть, застыли. Полемист полюбовался произведенным эффектом и счел, что путь свободен: можно начать «полемизировать». Казалось, он испытывает такое же облегчение, как отравившийся едой человек, которому удалось наконец облегчить желудок рвотой. Итак, он продолжал:

– Потому что подобные изречения – «Вот она – водная жизнь!» – приводят меня в ярость. Как будто человечество не способно – и это в век беспилотников! – бороться с природой.

– Ты хочешь натравить беспилотники на медуз? – пошутил Анри.

Раздался общий хохот. Полемист на мгновение растерялся. Я даже помню, что почувствовал легкое разочарование.

– Как бы то ни было, все равно придется что-то делать, – вмешался другой гость, ресторатор, – они размножаются из-за потепления климата. Говорят, повышение температуры на два градуса стимулирует их либидо. Кажется, еще Жюль Верн писал, что медузы в будущем забьют океаны. Скажи, Сезар, уж не в твоей ли газете я об этом прочел?

– Совершенно верно, Пьер. Это была история о лососях.

– А что это за история? – спросила супруга центриста.

Ресторатор пустился в объяснения:

– История о том, как лососи подверглись массированной атаке медуз в Ирландии. Двадцать пять квадратных километров живого студня. Они собрались вокруг рыбных садков, где выращивают лососей, в частности, для Букингемского дворца, стали просовывать свои щупальца сквозь сетку, впрыскивать яд в лососей и пожирать их.

– Какая гадость! – воскликнула дама, работавшая в области косметики.

– В итоге они погубили сто тысяч лососей, – продолжал ресторатор. – В статье говорилось, что море вокруг садков было кроваво-красным.

– Кто-нибудь хочет еще penne?[161]– спросила Каролина.

В жаркой корсиканской ночи раздавался только голос ресторатора. Он повествовал о том, как на следующий день медузы вернулись и напали на молодых лососей, которым еще и года не исполнилось, устроив такую же бойню. Гости зачарованно внимали. Когда ресторатор замолкал, чтобы перевести дыхание, было слышно, как потрескивают тонкие крылышки комаров, сгоравших в огоньках свечей, и вздыхает море, на котором искрилась лунная дорожка. Теплый бриз, насыщенный ароматами горных цветов, ласкал мое лицо и покачивал парусники; до нас доносилось мерное металлическое поскрипывание их швартовов. Нам было хорошо. Я улыбнулся Пас, и она ответила мне тем же. Пока все шло нормально. А что же наш полемист? Он затаился, следуя за разговором и ожидая, когда ресторатор перестанет быть центром общего внимания. И этот момент настал. Дождавшись конца очередной длинной фразы своего соперника, он оглоушил собравшихся следующим заявлением:

– По крайней мере, это всего лишь лососиная кровь!

Вот это талант! После такой фразы все обернулись к нему.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Анри.

– А то, что иногда проливается и человеческая.

Анри посмотрел на меня и воскликнул с притворным ужасом:

– Сезар, сколько литров крови ты потерял?

– Я говорю не о медузах, – продолжал полемист и, как истинный профессионал, понизил голос до шепота, вынудив присутствующих ловить каждое его слово. – Я говорю об акулах…

Я незаметно взглянул на Пас. Вилка, на которую она наматывала длинную макаронину, замерла в воздухе.

«Черт бы его подрал!» – подумал я.

Полемист поднес к своему жабьему рту бокал с розовым вином. Затем поставил его и договорил: