Читать книгу "Страх. Книга 1. И небеса пронзит комета - Олег Рой"

Раньше, в старые добрые (докометные!) времена я не раз с ним спорил. И даже какое-то время (после смерти жены) ненавидел, словно это он и его Бог были виновны в ее смерти. Потом разум мой вернулся в русло спокойной отрешенности, но полемика наша стала еще жарче, словно была отдушиной, через которую выплескивалась прежняя ненависть. А теперь он, грязный, окровавленный, с разбитыми губами – в моей машине. В этом было что-то неправильное, но я не мог понять, что именно.

Лишь сев за руль, я спросил, что случилось. Отец Александр ответил с трудом, едва шевеля разбитыми губами:

– Пришло мое время следовать за моим Учителем. Люди решили, что Бог виноват в произошедшем с ними и поспешили расправиться с Его слугой. Странно, почему они меня не убили.

– Глупо обвинять того, кого нет, – заметил я. – В бардачке аптечка, вам она понадобится.

Он благодарно кивнул.

– Куда вас отвезти? – спросил я.

– Куда вам угодно, – ответил он, пытаясь оттереть засыхающую кровь.

– То есть? – Ну да, я удивился. А кто бы не удивился на моем месте?

– В прямом. – Отец Александр попытался улыбнуться и поморщился от боли. – Мне отказали в квартире еще два месяца назад – у моей квартирной хозяйки дочь носила двойню.

Я кивнул: женщины, которые в день явления кометы носили больше одного ребенка, как правило, не выжили.

– И где же вы все это время жили?

– В сторожке при храме, – ответил он. – А теперь и ее разгромили, а храм закрыли.

Какое-то время мы ехали молча.

– Как вы себя чувствуете? – спросил наконец я. – Потерпите немного, скоро приедем. Дома я вас осмотрю и перевяжу.

– Дома? – удивился он.

– Да. Поживете у меня, пока… – Я так и не придумал, что именно «пока», и махнул рукой.

– Спасибо, – сказал он. – Не ожидал.

– Думали, что все атеисты – звери? – усмехнулся я.

– Нет, – ответил он. – Не ожидал именно от вас. В вашем атеизме много личной обиды на Бога.

Я хотел было возразить ему, но не стал. Может, в чем-то он и прав, хотя в Бога я никогда не верил. Все это утешительная философия для бедных. Но дискутировать на религиозные темы с человеком, который и так едва жив, согласитесь, не слишком своевременно.

– Так как вы себя все-таки чувствуете? – переспросил я.

– Голова болит, подташнивает, видимо, небольшое сотрясение. Еще болит бок и трудно дышать – думаю, мне сломали одно-два ребра. А так – ничего.

Я вздохнул и срезал путь, чтобы доехать быстрее.

06.12.2042. Город.

Усадьба профессора Кмоторовича. Алекс

Загнав машину в гараж, я помог священнику выйти. Двигался он с большим трудом, так что я довел его до гостиной и, велев раздеваться, отправился наверх за медикаментами и чистой одеждой. Из комнаты Германа негромко доносилась музыка – «Лебединое озеро». Вероятно, он опять пил, в который раз пересматривая записи выступлений Веры. Я подумал, что надо бы позвонить и ей, и Валентину, но решил повременить, пока не осмотрю своего гостя.

Глядя на цвет его лица и затрудненность движений, я опасался серьезных внутренних повреждений, но, как бы ни цинично это звучало, отец Александр легко отделался. Могло быть гораздо хуже, но, к счастью для него, у избивавших его людей не хватило не то злости, не то умения. Итого: сотрясение мозга средней тяжести, два сломанных (точнее, треснувших) ребра, на левой руке сломаны безымянный палец и мизинец, несколько выбитых зубов, множественные ссадины и ушибы, как пишут в протоколах, мягких тканей (синяки, попросту говоря). В общем и целом поверхностные травмы, ничего страшного. Я обработал ссадины, наложил тугую повязку на ребра и фиксирующую – на пальцы, сделал укол обезболивающего и уложил пациента на диван.

– Отдыхайте, отец Александр.

В это время музыка наверху стихла. Заскрипели лестничные ступени, и в гостиной появился Герман. Бесцельно блуждающий его взгляд был рассеян, расфокусирован (как говорят, остекленелый). Шел он нетвердо, словно пол под ногами качался – похоже, сегодня мой зять несколько превысил свою обычную дозу. На щеках блестели невысохшие слезы.

Епископа он, однако, узнал сразу:

– Какие люди в Голливуде! – Герман распахнул, точно для объятия, руки, но, пошатнувшись, вынужден был схватиться за кресло. – Неужели вы, – обратился он ко мне все с тем же пьяным радушием, – вдруг решили вступить в лоно церкви?

– В церковь не вступают, – слабо возразил священник.

Но Герман, не обращая на его слова никакого внимания, продолжал:

– Ну да, самое время, самое время. Когда наука бессильна, пора обращаться к боженьке, авось хоть он поможет…

– Герман. – Я призвал на помощь все свое терпение. – Ты не в себе, иди проспись. Я устал, отцу Александру и вовсе плохо. Уймись, пожалуйста!

– А-а… – протянул он. – Вы наконец заметили. – Он почти упал в кресло. – К вашему сведению, я напиваюсь уже не в первый раз. А знаете почему?

– Знаю, – сухо ответил я, но Герман не слушал, его, что называется, несло пьяное желание выговориться:

– Потому что ваша дражайшая доченька с ее неу… неуй… не-у-емным материнским инс… инситиктом сломала мне жизнь! Вот почему! – еле ворочая языком, проревел он. – Меня тошнит от ее животных инс… инситикнотов, от ее правильности… Тошнит от ее убогих… от ее убогого ми-ро-воз-зрения! От ее филистерства. – Он ухитрился произнести это слово абсолютно правильно. – Как там у вас говорится, святой отец? Спасется чадородием?

Отец Александр слабо кивнул.

– Так вот, это самое проклятое чадородие уже отняло у нее руку! – Герман продолжал реветь, но мне показалось, что он сейчас разрыдается. – Такую красивую руку, такую нежную, гибкую, изящную. Вместо нее будет протез! – Он затих, а потом тоном удивленного ребенка продолжал: – Он будет похож на ее руку. Только… только он совсем не такой. Он даже теплый, но все равно мертвый. И она… она никогда больше не сможет выйти на сцену!

– Зато у вас будет ребенок, – попытался возразить священник, но только вызвал новый приступ ярости.

– Да идите вы со своим ребенком! – завопил Герман, словно его резали. – Мне жена нужна! С обеими… обеими руками и ногами! Она же на этом не остановится! Вы знаете?! Она уже решила! Она готова полностью себя искалечить! Стать коллекцией протезов!..

– Значит, вы любили только ее руки и ноги? – кротко уточнил епископ.

– Ее руки, ее ноги, ее тело, ее музыку… – Герман почти рыдал. – Я все в ней любил! А она отняла… Она лишила меня всего! Она уже не та, какой была, понимаете?!

– А вы? – Отец Александр попытался было приподняться, но не смог, только застонал. Я осторожно помог ему лечь. – Тот ли вы, каким были? Почему вы оставили ее? Почему вы не с ней сейчас? – Голос священника звучал почти обвиняюще.