Читать книгу "Три дня в Сирии - Михель Гавен"

Теплый ветерок едва заметно шевелил белые шелковые занавески на раскрытом окне, донося сладкий запах цветущих в саду красных дамасских роз. На овальном столе, покрытом белоснежной скатертью из тончайшего кружева, поблескивала в бликах солнца украшенная филигранью серебряная посуда. Ароматно пахли куриный гуляш и бараньи тефтели. Красиво уложенные на широких вазах спелые фрукты показывали румяные глянцевые бока.

— Как быстро пролетело время… Мне кажется, это было вчера, — подала Бушра аль-Асад знак официанту. Подскочив, он налил ей в хрустальный стакан с серебряными медальонами по бокам густо-красный ароматный малиновый морс. — Нашу историю называли сирийской балладой, легендой о любви. Представьте себе, ее пересказывали множество раз. Мужчина и женщина не покорились всевластному отцу и бежали, а спустя десятилетие оказались одной из самых могущественных пар, влияющих на политику страны. Особенно восхищались Асефом — еще бы, прийти в дом самого Хафеза Асада и без разрешения забрать его дочь! Наших соотечественников впечатляло его мужество. Такой человек, считали они, может делать все, что угодно. Да, во многом они не ошиблись. Асеф был и остается волевым, харизматичным, он прекрасно образован, но, к несчастью, он не аль-Асад, — Бушра тяжко вздохнула. — Аль-Асад — это я, но я всего лишь женщина и мне очень трудно спорить с моими братьями. К тому же и на Асефа мое влияние постепенно ослабевает. Я старею, и все чаще появляются другие женщины, которые его интересуют. Асеф не разводится со мной по причине моей прямой связи с правящей фамилией. Значит, он может сохранить и упрочить свое положение. Будь иначе, Асеф давно бы меня оставил. Женщины липнут на него, как мухи.

Бушра замолчала, глядя перед собой в тарелку. По тому, как она нервно мяла салфетку, Джин понимала, что Бушра говорит правду. Именно это беспокоит самую влиятельную женщину Сирии каждый день. Ситуация казалась невероятной. В закрытой, тщательно охраняемой резиденции сестра самого президента страны, наследника всесильного правителя, диктовавшего свою волю народу в течение более чем тридцати лет, очень просто, с нескрываемой грустью и доверием рассказывала о своих семейных переживаниях почти незнакомой ей беженке из России. Все происходящее только лишний раз доказывало, насколько одиноки те, кто находится на вершине власти. Им даже не с кем поговорить об их сердечных болях. Как ни странно, Джин хорошо понимала Бушру. Ее собственная история, несмотря на напряжение последних дней, отдавалась болью в душе Джин. Да, она хорошо понимала Бушру, ей были знакомы все ее сомнения. Она корила себя за то, что не устояла перед страстью персидского капитана Шахриара Лахути, винила себя за предательство Майкла, а оказалось, ее саму предали гораздо раньше. Алекс Красовский в Кацрине сказал ей, что раз Майкл так быстро нашел ей замену в лице молодой военнослужащей на базе, у них и до этого, пока Джин находилась в Иране, были какие-то отношения. Алекс всего лишь озвучил мысли Джин. Ее обманывали, как обманывали многих других, а она до поры до времени не хотела посмотреть правде в глаза. Даже если учесть ее проступки, легче от такой легкой измены не становилось. Да, ей понятны переживания Бушры, пусть та и являлась родной сестрой президента аль-Асада, а Джин на самом деле даже не беженка из России, а офицер медицинского корпуса США. Какая разница, если они обе чувствовали женскую боль? Наверное, нет больших условностей, чем национальные и политические различия. Все иерархии призрачны, и если отбросить все различия, они окажутся равными, совершенно равными. Одинаковыми в своем желании счастья, заботы и преданности со стороны тех, кого они любили.

— В последнее время он зачастил в заведение Мустафы. Я понимаю, ему нужны эти красотки, чтобы чувствовать свою значимость, ощущать вдохновение. Я стараюсь понимать… — произнесла Бушра все с той же грустью.

— Или всего лишь сбросить негатив. Любым способом. Ведь все женщины у Мустафы рабыни, с которыми можно сделать все, что вздумается, — добавила Джин, вспомнив о Милисе.

— Вы говорите о той женщине? Ее, кажется, облили кипятком, — сказала Бушра, вскидывая голову.

Вот как, удивилась Джин. Оказывается, она знает.

— Да, я говорю об этой женщине из Румынии. Как я понимаю, здесь такое в порядке вещей, — подтвердила она.

— Нет, вы не правы, — неожиданно разволновалась Бушра, бросив салфетку на стол. Ее длинные пальцы сжались. — Асеф рассказал мне о ней. Это сделал не он, а тот русский, который был вместе с ним. Сын генерала Логинова, вроде полковник в их разведывательной службе. Вы знаете, как они пьют, — скорбно сказала Бушра. — Что-то ужасное. Здесь они вообще не знают никаких тормозов, когда приезжают. Видимо, отсутствие контроля парализует волю. От Москвы далеко, от начальства тоже, так же как и от семьи. Мужчины расслабляются, и прорываются самые низменные инстинкты. Асеф — правоверный мусульманин. Он не употребляет алкоголь, а такое можно сделать только в сильном опьянении. Я была потрясена, когда Асеф рассказал мне столь жуткую историю, — призналась она, понизив голос. — Он приказал Мустафе отправить эту женщину в больницу, но тот позвонил через несколько часов и сообщил о ее гибели.

— Она не погибла. Она выжила. Чудом. Сумела продержаться несколько дней без элементарной помощи, но сейчас, я думаю, она вне опасности. Мустафа попросту приказал выбросить ее в горах, чтобы не тратиться на лечение. Так ему проще. Несчастной помогли девушки, работавшие вместе с ней. За свои гроши они наняли беженку из Ирана, которая за ней присматривала. Потом появилась я, и они попросили меня помочь ей. Я сделала все возможное. Надеюсь, сейчас опасность уже позади, но судьбе этой женщины не позавидуешь, ведь она вся будет покрыта шрамами от ожогов. Я не знаю, что за чудовище способно на такую гнусь. Даже странно думать так плохо о русских, — ответила Джин.

— Где находится эта женщина? Вы знаете? Я прикажу доставить ее в клинику. Немедленно, — отчеканила Бушра, наклонившись вперед.

— Я знаю, — кивнула Джин. — Она у бедных, но добрых и отзывчивых людей, в маленькой деревушке у границы. Женщина лежит в сарае. За ней ухаживает бедная крестьянка, которой подруга Мелисы привозит лекарства. Она покупает их на деньги своего любовника-муллы.

— Асеф не виноват. Вы верите мне? Он не такой человек. Если бы он имел такие наклонности, то зачем мне его защищать? — настаивала сестра аль-Асада.

Джин снова промолчала. Бушра взяла телефон.

— Я попробую исправить это, — решительно сказала она. — Милюк, немедленно поезжайте, — произнесла Бушра в трубку и вопросительно взглянула на Джин. Та сказала ей название деревни.

— Самый последний дом, на окраине. Тем живут Абия и Ахмет. Их фамилии я не знаю, — уточнила она.

— Поедете в эту деревню, — повторила Бушра. — В самый крайний дом. Заберите там больную женщину, вам ее покажут, и привезите сюда, в военный госпиталь. Я лично прослежу, чтобы ей обеспечили уход. Вам понятно? Исполняйте немедленно, — закончила она.

— Я должна предупредить хозяйку, простите. Она может попросту испугаться, — Джин встала из-за стола.

— Да, конечно, — кивнула Бушра и положила телефон на стол. — Затем, наверное, вам необходимо отдохнуть, — сказала она участливо. — Я приказала отвести вам комнаты в правом крыле, — объяснила Бушра, кивнув на прислужника в белоснежном одеянии. Тот угодливо кивнул.