Читать книгу "Курьер из Гамбурга - Нина Соротокина"

«Так дела не делаются, – твердил он про себя. – А как делаются?» Ранее он никогда не принимал участие в заговорах. Поведение Шлоса, его менторский тон и развязность были последней каплей. Сосуд наполнился всклень. И ясно вдруг стало, насколько глупо и нелепо выглядит это объединение взрослых мужчин, важно называющих себя партией.

Участие в заговоре навязал ему Панин. Ну, положим, «навязал» слишком сильно сказано. Никита Иванович был уверен, что его секретарь, умный, толковый и надежный человек, не меньше, чем он сам, печется о переустройстве политической жизни России. Шведская система правления, парламент, ограничение монаршей власти – все это для Бакунина было отвлеченными понятиями. Швеция маленькое государство, и живут в нем шведы, а Россия огромна, и населяет ее черте кто…

И потом, его лично Екатерина вполне устраивала. Панин любит Павла, он верить в него, а Бакунину казалось, что цесаревич, простите покорно, совершенно непредсказуемый человек. И где гарантия, что, обретя трон, он будет действовать по Панинской указке? Правда, сам Бакунин видел Павла Петровича считанное количество раз и то издали, но близкие ко двору люди утверждали, что великий князь обидчив, мнителен, подвержен хандре, а это значит не совсем здоров.

Посмотрим на дело здраво. Зачем ему, успешному чиновнику, перед которым открыты все пути, связываться с заговорщиками? Наумов откровенный дурак, которому богатырские силы девать некуда. Вернов вздорный, обидчивый, вечно его в чем-то подозревает. Но особенно неприятен был Кныш. Что-то в облике его было мерзейшее, вроде бы и не дурен собой, и сорочки носит чистые, но ухмылка его и показная услужливость раздражали до крайности. Зачем он с ними связался? Впрочем, в глубине души Федор Георгиевич признавался себе, что, пожалуй, и не объективен.

Ах, труды наши праведные…Перед глазами Бакунина предстала уходящая за окоем широкая дорога, начало ее было покрыто грязным булыжником, оставшееся полотно следовало замостить. А ведь не исключено, что широкая дорога, вместилище сил физических и духовных, не туда ведет? Нет, он не боится никакой работы, но будем честны с самим собой. Слушая крамольные речи Никиты Ивановича, он не то, чтобы хотел перед ним выслужиться, но как-то неудобно было отказаться ему помогать. Панин сделал своим секретарям небывалый по щедрости подарок, а полученные земли и души крестьянские надобно отрабатывать. Поначалу было интересно, он человек азартный, но потом все выродилось в пустую болтовню. Трусил он? Нет, хотя по временам было «некомфортно».

Да, была и практическая мысль – вдруг повезет, и на престоле действительно окажется Павел. Тогда карьера секретаря Иностранной коллегии Бакунина будет блестящей. А если не повезет? Пока-то он знает наверное, что при любом исходе событий, лояльный к любому правительству чиновник его ранга останется у дел.

Бакунин решил, что пора ему постепенно, бочком-бочком, выходить из игры. А если решил, то это надо делать сразу. Свалим все с больной головы на здоровую. Промаявшись в библиотеке более часу, забыв об ужине, он решил немедленно встретиться с Наумовым. Только бы тот был дома.

Наумова он застал на месте. Капитан-поручик встретил Бакунина настороженно, можно даже сказать, нелюбезно. Трудно было сыскать более разных людей и по характеру, и по образу жизни. Никогда ранее они не встречались наедине. Зачем этот поздний визит? Явление Бакунина могло означать только опасную неприятность, какую-нибудь передрягу и, усаживаясь перед гостем и предлагая ему выпить, Наумов думал про себя с раздражением: «Я с тобой, канцелярская душа, сопли разводить не буду. И светские беседы я вести не мастак. Выкладывай, зачем пришел». Пауза затягивалась. Бакунин пригубил бокал и сказал с неторопливой озабоченностью:

– У меня к вам дело, Андрей Иванович, и серьезное.

Наумов важно кивнул, сделал большой глоток и чуть не поперхнулся. Дрянь вино. Говорили рейнское, а на вкус прокисший квас. Может, у них там виноградники тлей обгрызены?

Бакунин повел разговор осторожно. Оказывается, он явился к брату и соратнику в борьбе за справедливость за советом. Дело щекотливое и, право слово, он не берет на себя ответственности в решении столь важного вопроса. Вообразите, намедни явился этот немец, мальчишка, вы его знаете, и предложил… Далее последовал подробный рассказ о разговоре со Шлосом.

Наумов в себя не мог прийти от изумления. Все его показное недружелюбие слетело с него разом, он все время перебивал гостя вопросами, приговаривая:

– Ай да немец! Не простой немец! Золотой немец!

– И теперь скажите, как нам поступить с этим Шлосом.

– А ведь такой тихоня на вид! – все никак не мог успокоиться капитан. – И ведь юнец совсем. Он ведь ко мне первому с масонской конституцией явился.

– Был уговор, что именно вы его встретите?

– Елагин предупредил меня о курьере, но думаю, что он многих тогда предупредил.

– А почему Розенберг выбрал именно вас?

В тоне Бакунина можно было уловить не только озабоченность, но и подозрительность, но Наумов по широте души на все эти мелочи не обращал внимания.

– Им там в Гамбурге виднее. Вы говорите, что Шлос и меня в разговоре поминал?

– И вас, и Вернова…

– А откуда им вообще известно про заговор?

– А шут их знает. Видно, страдает наша конспирация. А немцев полон Петербург. Но я думаю, в этом деле роль играют наши масонские связи. Помните, был недавно такой напомаженный – Отто Виль. Он все время около нашего юнца вертелся. Так что же все-таки ответить на предложение Шлоса?

– Деньги надо брать, – капитан категорически ударил кулаком по столу. – Вы Панину об этом говорили?

– Нет. Не успел.

– И не надо. Зачем графу Никите Ивановичу все эти заботы. Он мозг, ему нет дела до мелочей. Вы не сказали, и я не скажу.

– Я думаю, сподручнее будет перенаправить Шлоса к вам, – в голосе Бакунина прозвучала спокойная деловитость. – Вы возглавляете боевую группу, вам и деньги получать.

– Разумно, разумно. Благодарю за доверие.

– И никому не стоит говорить, что Шлос с меня начал разговор про немецкие деньги. Вы были первым человеком, с кем он встретился в Петербурге, так что естественно, что и с предложением о сотрудничестве он обратился именно к вам. Я думаю, что Шлос знает куда больше, чем говорит.

– Ну, это-то мы из него вытрясем, – с уверенность сказал Наумов.

Расставаясь, Бакунин сделал самый простой и потому любимый знак – скрестил руки Андреевским крестом с направленными вверх пальцами. Наумов с готовностью последовал его примеру. На губах капитана появилась простецкая, словно елеем смазанная улыбка. Гринька говорил про Бакунина, что тот, играя ангела во плоти, а на деле самим сатаной краплен: спесивый гордец, наглец и темная лошадка. Ничего рыжий Гринька не понимает в людях. Бакунину можно верить.

17

У Наумова было такое чувство, словно деньги, обещанные Шлосом, уже у него в руках. А раз деньги есть, надо действовать. Он верил в свою удачу. Во всяком случае, до сих пор она его не подводила.