Читать книгу "До свидания, Рим - Ники Пеллегрино"

Мне нравилось поворачивать кольцо и любоваться сверкающим камнем, ощущать его непривычный вес и мечтать о том, что оно сулило. Может быть, когда-нибудь я сумею рассказать Пепе, кто я на самом деле, и он не разлюбит меня? Тогда мы смогли бы пожениться.

The Lord’s Prayer[49]

Последней песней, которую я слышала в исполнении Марио, была молитва «Отче наш», положенная на музыку Альберта Хэя Малотта. Мы с Бетти вместе поехали на студию «Чинечитта» и теперь сидели в кабинке звукорежиссера, а они с Костой записывали песни, над которыми начали работать еще до того, как Марио попал в больницу.

Марио утверждал, что совершенно здоров. Он пытался сбросить вес для очередного фильма и жил практически на одной воде со льдом. Но он разительно изменился и выглядел гораздо старше своих тридцати восьми. Вид у него был разбитый и больной.

И только голос хранил прежний огонь. В тот день Марио собрал все силы и пел вдохновенно и страстно. Некоторые песни были записаны с первой попытки, и ни одна не потребовала больше двух дублей. К концу утра оставалось записать только «Отче наш».

Как же проникновенно звучали знакомые слова молитвы! Какая чистота была в этом голосе, совершенном и незабываемом! Закрыв глаза, я благодарила Бога за то, что он не отнял у Марио дар, несмотря ни на что.

Допев, Марио опустил голову и устало потер глаза, затем посмотрел на Косту, и тот улыбнулся и кивнул.

– Прекрасно.

– Может, сделать еще один дубль на всякий случай?

– Незачем. Еще никогда в жизни ты так не пел. У меня мурашки бежали по коже.

Марио рассмеялся, и в его глазах блеснул прежний озорной огонек:

– Мы двенадцать лет работаем вместе, а я все еще способен тебя удивить! Неплохо, а, дружище?

– Весьма неплохо, – согласился Коста.

– Без тебя я бы не справился. И не только сегодня.

Коста пожал плечами.

– Есть и другие дирижеры и аккомпаниаторы.

– Да, но только ты меня понимаешь, – ответил Марио. – Ты знаешь, как я вступаю, как дышу. Ты работаешь в одном со мной ритме. Спасибо тебе, друг. Спасибо за все.

Возможно, Марио был так сентиментален потому, что в тот же день Коста уезжал в Америку. Возвращаясь на виллу, все трое предавались воспоминаниям о дорогих им людях и местах, о человеке по имени Терри и о доме на Тойопа-драйв, куда обещал зайти Коста.

Пепе устроил великолепный прощальный обед и приготовил все любимые блюда Косты: макаронный тимбалло, морепродукты и зажаренное на рашпере мясо, салаты, заправленные лимонным соком и оливковым маслом. Выпив шампанского за новую пластинку, Марио, Бетти и Коста сели за стол. Я ходила туда-сюда с тарелками, прислушиваясь к их беседе. Они говорили о возвращении Косты, новых альбомах и всевозможных планах на будущее. Потом речь зашла о Рождестве.

– Это будет лучшее Рождество в моей жизни, – объявил Марио. – Хочу, чтобы приехала вся моя семья. Привези их с собой, Коста, – маму, папу и Терри. Пора бы ему завести себе заграничный паспорт.

– Я уж прослежу, чтобы они не передумали, – ответил Коста. – Но и ты пообещай мне кое-что. Поклянись как можно больше отдыхать. Хочу, чтобы мой друг стал похож на себя прежнего.

Марио только пожал плечами и рассмеялся.

– Не волнуйся ты так! Я прекрасно себя чувствую.

Мы все выстроились перед парадным входом, чтобы пожелать Косте счастливого пути, и махали ему вслед, пока такси не скрылось из виду. Я помогла убрать со стола и занялась обычными делами, уверенная, что время пролетит незаметно и скоро Коста будет, как прежде, обедать вместе с нами.

* * *

Сентябрь стоял сухой и теплый, а на вилле кипела работа: синьор Ланца готовился к съемкам нового фильма. С утра до вечера приходили люди и проводились встречи. Несколько раз я слышала, как Марио жалуется Бетти на боли в груди.

– Вспомни своего друга Тайрона, – с беспокойством говорила Бетти. – Ты ведь не хочешь, чтобы с тобой произошло то же самое?

– Я-то собираюсь не фехтовать в тяжелом костюме, а просто петь. Не волнуйся.

Но всего через неделю он отказался ехать в Лондон из-за плохого самочувствия. Поход всей семьей в оперу тоже пришлось отменить после того, как толпа поклонников узнала его, несмотря на темные очки, и осадила, требуя автографов. Когда-то подобное внимание нравилось Марио; теперь оно стало слишком утомительным.

– Больше всего меня беспокоит правая нога, – говорил Марио как-то утром, полулежа в кресле у кровати. Рядом, прислоненная к подлокотнику, стояла его трость.

Я находилась тут же – снимала бигуди с волос Бетти, но, как обычно, они с Марио разговаривали так, словно были одни.

– Ты должен немедленно лечь в больницу, – с тревогой в голосе сказала Бетти. – Ты все время жалуешься то на ногу, то на боли в груди… С такими вещами не шутят, Марио. Нужно заняться своим здоровьем, иначе с тобой и правда произойдет то же, что с Тайроном.

– Ну хорошо, хорошо, – неохотно согласился Марио. – Вернусь в больницу сразу после благотворительного концерта в Неаполе.

– Нет, отмени концерт, – настаивала Бетти. – Ты не в состоянии петь.

– Не могу. Я и сам не хочу в нем участвовать, но… в общем, ты знаешь.

Внезапно вспомнив о моем присутствии, они обменялись многозначительным взглядом. Бетти нахмурилась.

– Мне не нравится, что Счастливчик Лучано и его дружки имеют над нами такую власть. Когда же наконец мы от них избавимся?

– Всего один концерт, а потом сразу в «Валле Джулию», – успокаивал ее Марио. – Стану слушаться врачей, соглашусь на любое лечение. Все будет хорошо, вот увидишь.

* * *

Тем вечером я поехала в Трастевере. Последние несколько месяцев я заглядывала домой редко, и то только когда была уверена, что никого не встречу. С мамой и Кармелой мы виделись всего несколько раз. Я почти ничего не рассказывала им о себе, и в конце концов они перестали меня расспрашивать.

Теперь моим домом стала комната на вилле Бадольо. На столик рядом с кроватью я поставила фотографию Розалины, на спинку стула повесила малиновый шарф, который получила в подарок от мамы. Но в тот вечер меня почему-то тянуло к родным. Мне хотелось узнать, как дела у Розалины в школе, хотелось увидеть мамино лицо. Я тосковала по прежней беззаботной жизни. Поэтому после работы я не пошла с Пепе к фонтану Треви, а села на трамвай и поехала на другой берег реки.

Розалина сидела за кухонным столом и вместо того, чтобы делать уроки, рисовала на учебнике каракули. При виде меня она радостно вскочила со стула и тут же прижала палец к губам.

– Тише! Mamma отдыхает. У нее болит голова, а аспирин кончился. Она пытается заснуть.