Читать книгу "Ричард Длинные Руки - маркграф - Гай Юлий Орловский"

– Ничего, – ответил я.

– Совсем?

– Совсем, – сказал я резче. – С этой минуты любые переговоры с этими заразными животными прекращаем. Некоторое время они еще будут думать, что у нас тут полный бардак, потом начнут защищаться. А когда сообразят, что их почему-то уничтожаем…

– Пойдут на приступ, – закончил уже теперь Макс. – Но теперь у них нет шансов.

– Таким и не надо давать.

Отец Дитрих хотел было пройтись по разгромленному лагерю наемников и отпустить грехи умирающим, я воспротивился: собакам собачья смерть, но чувствовал, что идти супротив отца Дитриха кишка у меня тонка, собрался отступить, однако неожиданно на защиту моей позиции встал молодой и яростный священник Варлампий, я узнал в нем того отважного, что бросился вытаскивать отца Дитриха из огня во время схватки с Терросом.

Абсолютно бесстрашный, который и папу римского вот так же будет чихвостить громогласно и прилюдно, если тот где оступится хоть чуть-чуть, он орал, брызгал слюной, сыпал цитатами из Святого Писания, обвинял, и просвещенный отец Дитрих смутился и отступил. Я даже не ощутил благодарности к этому фанатику, слишком гадок, ненавижу любой фанатизм, хотя это как раз тот случай, когда нужно перегнуть… хотя, да, конечно, перегибателей никто не любит.

Все же тела наемников не оставили на расклевание птицам и пожрание диким зверям, как предложил я, что опять-таки поддержал непримиримый отец Варлампий, а начали сволакивать и сбрасывать в огромную расщелину под скалой, сверху скидывали землю и камни. Отец Варлампий проследил, чтобы над телами никто не смел читать заупокойную молитву. Пусть эти люди отправляются прямехенько в ад. И чтоб за них не было подано ни единого голоса.

Один из лучников примчался с криком:

– Ваша светлость!.. Ваша светлость!

– Что стряслось?

– Девять наемников захвачены живыми!

Я нахмурился.

– Разве не велено было всех истребить?

– Да, – пробормотал он виновато, – но… так получилось… Эти девятеро догадались прикинуться мертвыми. А когда наши начали шарить по карманам убитых, тут и обнаружилось… Но убивать стало уже неловко.

Я тяжело вздохнул.

– Хорошо. Доставьте их сюда.

Через четверть часа привели всех девятерых, крепких, матерых, битых жизнью, с быстрыми глазами и явно очень смышленых. Связанные, они тут же опустились на колени и смотрели в мое лицо с великим почтением, как на человека, который умудрился выказать еще большую жестокость, чем щеголяли перед побежденными они сами.

– Жить захотелось? – спросил я медленно. – Хорошо… Эй, подать сюда вон ту колоду!

Двое воинов, быстро-быстро перебирая ладонями, подкатили огромный кругляш. Еще двое схватили одного из наемников и бросили перед обрубком бревна так, что голова легла на импровизированную плаху. Третий вытащил из ножен меч и посмотрел на меня.

Я чувствовал, что все ждут, вот попугаю, а потом милостиво отпущу. Во многих жизнеописаниях подчеркивается именно это «милостиво».

В последний момент я заколебался, но сдавил сердце в железной руке правителя и сказал себе зло: новорожденного ублюдка не смог зарезать… конечно, слабак, но там понятно, тот еще ничем не успел напакостить, разве что срал в пеленки, а эти жили в свое удовольствие, врывались в захваченные города, грабили, издевались, распинали мужей на дверях и насиловали их жен и дочерей у них на виду… Этих есть за что!

Кровь ударила в голову, я прохрипел злобно:

– Каждому из этих… отрубить правую руку, выколоть правый глаз и отрезать правое ухо!.. Сделать это немедленно. Сейчас же. Приступайте!

Голос мой был страшен, я сам чувствовал, как меня колотит, а холодная ярость сжала грудь, заморозив ее в льдине. Граф Ришар охнул, Растер выругался, а барон Альбрехт вскрикнул:

– Сэр Ричард!.. Это невозможно!

– Все возможно, – прорычал я люто. – Я не хочу войн, вы понимаете, барон?

– Но, сэр Ричард…

Я прорычал:

– Византийский император Василий приказал всех захваченных в плен болгарских воинов, а их было пятнадцать тысяч, ослепить! Пятнадцать тысяч!.. На каждую сотню оставил одного с невыжженным глазом, чтобы служил им поводырем. Как вам такое? И когда эта несметная толпа сильных, но беспомощных мужчин притащилась по пыльной выжженной дороге обратно в Болгарию, великий полководец и болгарский царь Борис, герой, который вынашивал планы нанести новый удар по Византии, увидел их с балкона… у него схватило сердце, он упал и умер. Таким образом император Василий, заслуживший прозвище Болгаробойцы, покорил отважную и независимую Болгарию!

Они слушали как громом пораженные, ошеломленные невероятной катастрофой и такой жестокостью. Барон Альбрехт пробормотал смятенно:

– Мы понимаем ваши доводы, сэр Ричард. Но… все-таки жестоко…

– Мир жесток, – отрезал я. – Когда-то отрубание рук заменим штрафом и подметанием улиц, а сейчас – да!

Сэр Растер спросил ошарашенно:

– Подметанием… улиц?

– Или другими общественными работами, – сказал я. – Но сейчас мир таков! К тому же пример дан не на пятнадцати тысячах! Всего девять человек… Да и не люди эти двуногие, хоть и наделены речью. Пусть идут по дорогам Сен-Мари и вообще везде-везде… Их будут жадно расспрашивать во всех тавернах, по городам и весям разнесется весть, что наемником быть не так уж и сладостно!

На меня смотрели все еще с ужасом, как на чудовище. Я застонал в бессилии, видя обвинение в чистых глазах Макса. Что сделать, как убедить, как доказать, что очень важно саму профессию наемников в глазах малолетних придурков из сел и городов показать не такой красочной и романтичной, как им кажется. Пусть представят себя на месте не только грабящих и насилующих, но и вот этих с отрубленными руками. Кто-то и передумает идти в наемники. И станет, возможно, не бесстрашным красавцем-наемником с «кодексом чести», три ха-ха, как же – кодекс чести у продажной твари! – а каким-нибудь вшивым Паскалем, Декартом или Серветом. А то и Ньютоном.

Наемники – воплощенная мечта малолетних идиотиков, что бунтуют против всего увиденного, против любых законов, правил, устоев, мнений. Наемники не признают авторитетов, власти, церкви, Бога, морали, служат только самим себе – вау, как круто! У них нет Родины, Отечества, идеалов. Они сами по себе и по ту сторону добра и зла – мечта придурка, ненавидящего деспотических родителей, что заставляют мыть шею и менять грязные носки на чистые. У многих детский возраст сильно затягивается, а ждать, когда поумнеют сами – а дураки вообще умнеют редко, – для общества слишком накладно.

Глава 8

Огромный ров тоже использовали, как братскую могилу, хотя слово «братская» не хочется поганить, применяя к такой мрази, как наемники. Сообщество – это совсем не то, что содружество, и надо быть полнейшим идиотом, чтобы не видеть разницу.