Читать книгу "Теодосия и Сердце Египта - Робин Лафевер"

– И ванну, – добавила я.

– И ванну, – улыбнулась мама.

– Нет, в самом деле, Генриетта, – вмешался папа. – Перестань нянчиться с ней. Она, подумать только, прокралась на пароход! – Он обернулся ко мне и спросил: – Хотел бы я знать, что настолько важное произошло, что ты вздумала увязаться вслед за нами?

Под грозным папиным взглядом все извинения, которые я так долго придумывала, вылетели у меня из головы, и мне пришлось импровизировать.

– Просто мне очень захотелось увидеть Египет. А еще я подумала, что смогу помочь вам отвлекать внимание археологов из Британского музея, пока мама будет искать жезл Оз.

К счастью, маме удалось утихомирить папу, и дальнейшие расспросы прекратились. Вскоре я уже была в теплой родительской каюте, переодетая в сухое, прихлебывала горячее какао и рассказывала маме о своих похождениях. (Папа пока что не желал со мной разговаривать.) Но довольно скоро я начала клевать носом, и мама уложила меня в постель.

Когда я уже засыпала, папа вдруг резко сел в своей кровати и сказал:

– Черт побери, Теодосия! Ты хоть представляешь, насколько опасно было все это?

Я вздрогнула и слабым голосом ответила:

– Прости, папа.

Он фыркнул и снова улегся головой на подушку. Я решила, что сейчас, пожалуй, не время расспрашивать его о том, кто такие розовые слоны.

Подарочек

Спустя несколько дней я стояла утром на палубе «Розетта Мару» – наш пароход приближался к Александрии. Город постепенно вырастал на горизонте, на фоне безоблачного синего неба все отчетливее становились видны его башни с развевающимися на остроконечных крышах флагами.

О солнце! Не могу вам передать, насколько приятно было ощущать его теплые лучи на своем лице, на плечах, на всем теле! Мне казалось, что я уже сто лет не видела ни единого солнечного лучика.

Постояв с поднятым вверх лицом, я опустила голову и снова принялась смотреть на приближающуюся гавань Александрии. Александрия. Сколько очарования, сколько древних тайн в этом названии.

Здесь когда-то встречались Антоний и Клеопатра. Здесь сотни лет стоял Паросский маяк – одно из семи чудес древнего мира. Здесь находилась знаменитая Александрийская библиотека, погибшая во время пожара много веков назад. Ах, как бы мне хотелось, чтобы она по-прежнему стояла на своем месте! Сколько же в ней хранилось древних свитков и папирусов, раскрывающих тайны египетской магии и заклятий.

«Розетта Мару» входил в гавань, буквально набитую судами. Я просто не представляла, как они все вместились сюда! А вот пристань меня сильно разочаровала. Я ожидала увидеть нечто роскошное, огромное и очень… заграничное, что ли. Но вместо этого увидела обычные, такие же, как в Лондоне, скучные причалы. Только лица стоявших на них людей были более смуглыми. И шум. Разноголосица непривычных, чужих звуков, бивших меня по ушам, словно какой-то странный оркестр, состоящий из экзотических барабанов.

Нас встречал один из маминых знакомых, переводчик. Здесь, на востоке, как пояснила мама, переводчиков называют драгоманами, или толмачами. Признаюсь, мне стало спокойнее оттого, что рядом с нами будет человек, способный провести нас через эту толчею.

Наш гид – позвольте, я буду называть драгомана так, как мне привычнее, – посадил нас в экипаж, и мы сразу же отправились на железнодорожный вокзал, чтобы успеть на поезд, идущий в Каир. Поездку до вокзала я не забуду никогда. И без того узкие улочки Александрии были забиты прохожими, прилавками, толпами нищих. Глядя на них, слушая их жалобные завывания: «Бакшиш! Бакшиш!» («Подайте денежку!»), я живо вспомнила грязные переулки лондонской Семерки.

Я была очень рада, когда мы наконец добрались до железнодорожного вокзала. Наш гид вновь мастерски провел нас сквозь толпу (подозреваю, что во время межсезонья он подрабатывает пастухом) и усадил в вагон. Если повезет, к обеду мы должны быть уже в Каире.

Когда наш поезд отъезжал от перрона, я поклялась себе, что когда-нибудь обязательно возвращусь в Александрию, чтобы спокойно осмотреть этот город. Но сейчас мне нужно спешить, мне предстоит выполнить миссию, которую нельзя откладывать ни на минуту.

* * *

В дороге наш поезд нещадно трясло – так, будто рельсы были уложены прямо на песок и ничем не закреплены. Когда я сказала об этом папе, он ответил:

– Ты сама хотела испытать всю романтику путешествий, так что не хнычь.

Занятно. Я никогда не думала, что романтика может быть такой пыльной и тряской.

Мы приехали в отель «Шеферд», очень роскошный и большой. Высотой он был в четыре этажа и занимал почти целый квартал. Вдоль выходившей на улицу террасы в вазонах росли огромные высокие пальмы. У главного входа слонялись мужчины в тюрбанах. На плече одного из них сидела маленькая коричневая обезьянка. Консьерж (не знаю, как их зовут в Египте) тепло поздоровался с мамой, а на папу посмотрел с некоторым подозрением. Может, оттого, что папа был очень сердитым (наверное, его больная нога давала о себе знать), может, по какой-то другой причине – точно сказать не могу.

Мы устали с дороги, и у нас было совсем мало времени, чтобы переодеться к обеду. Папа изо всех сил старался держать себя в руках, пока бой (мальчик-коридорный) вел нас к нашему номеру. Сзади шли двое носильщиков с нашим багажом.

Как только бой открыл нам дверь, я тут же вбежала в номер и бросилась к окну. Меня охватил восторг. Как замечательно оказаться, наконец, в Каире!

Окно выходило в маленький сад с крошечным прудом и пальмами – они изящно покачивали своими резными ветками на фоне пурпурного вечернего неба, на котором уже показались первые звезды. Я глубоко вдохнула воздух, пахнущий пылью, древностью и песком, и наконец-то ощутила романтическую атмосферу путешествия. Пока носильщики вносили в номер наш багаж, я услышала слабый сухой скребущий звук. Я наклонила голову, чтобы прислушаться, но от носильщиков было слишком много шума. Я повернулась и, нахмурившись, посмотрела на носильщиков, но они были слишком заняты, чтобы заметить это. Сейчас их гораздо больше заботило то, как бы опустить на пол наши сундуки так, чтобы не разбить их и при этом не надорвать себе спины.

Папа подошел и встал рядом со мной у окна. Я посмотрела на папу снизу вверх и улыбнулась. Он улыбнулся мне в ответ, и меня поразило возбужденное выражение папиного лица. Затем снова раздался скребущий звук, и это выражение на папином лице исчезло.

– Это ты скребешься, Теодосия? – спросил он, глубоко вздохнув.

– Нет, это не я, папа. Но я тоже слышу этот звук.

Мы оба постояли, прислушиваясь, затем папа извиняющимся тоном сказал:

– Наверное, показалось. А теперь найди, во что тебе переодеться к обе…

Из-за занавески показалось маленькое темное насекомое, и я отдернула папу от окна.

– В чем де… – начал он и вновь не договорил.