Читать книгу "Русская матрица. Будет ли перезагрузка? - Сергей Кара-Мурза"

Вопрос: Что означает рост интереса к урокам прошлого — попытку найти в том времени ответы на нынешние проблемы? Можно ли считать это поиском того цивилизационного пути России, о котором вы часто пишете и говорите? Ведь многие считают, что поворот с того цивилизационного пути произошел с приходом к власти Хрущева и с началом борьбы с «культом личности Сталина».

Ответ: Сталин — человек времени революций, мировых и гражданских войн. Это — вождь в годы народного бедствия и катастроф. Критики «эксцессов сталинизма» делают вид, что этого не понимают. Но в благополучное время такой режим действительно не нужен и невозможен. Перед войной или во время войны было ясно: или Гитлер — или Сталин. Но в 50-е годы из мобилизационного режима надо было выходить. Эта операция очень сложная, это мы и по НЭПу знаем. Хрущев был не на высоте задачи и нанес по всей советской системе тяжелый удар. Сыграли свою роль и его личные качества, и отсутствие теоретической базы, и общий низкий уровень гуманитарной культуры партии и всего общества — не успели мы ее нарастить, да и война повыбила людей, которые сочетали высокую культуру с любовью к советской стране и, главное, к простонародью.

Поиск того цивилизационного пути России, отрезок которого мы прошли со Сталиным, осложняется иллюзией, что логику и методы Сталина можно с успехом применить и на другом отрезке, с людьми существенно другой культуры. Сам Сталин, мне кажется, так не думал и даже предвидел большие трудности. Нам надо изучать и цивилизационный путь России, и «время Сталина» не для того, чтобы сегодня имитировать социальные технологии 30-40-х годов, а чтобы понять философию, принципы и критерии принятия стратегических решений, которые тогда были выработаны. Знание о них в готовом виде нам не оставили, надо его реконструировать.

А если и дальше дело пойдет, как сейчас, то есть риск, что денежный мешок и его подручные вновь призовут глобального Гитлера. И тогда нам понадобятся и технологические уроки Сталина.

Вопрос: Вы говорите, что есть серьезное непонимание сталинизма. Многим тоже так кажется. Со всех сторон слышим о Сталине, но все не то. Как будто что-то главное упускают. Даже профессиональные историки больше спорят о вещах несущественных. Какие бы вы дали ориентиры для изучения той эпохи?

Ответ: Думаю, тут дело не в Сталине, а в том, что в целом у нас создали очень упрощенное представление о первой половине XX века. А это время было очень сложное и слишком «спрессованное». Современники сами не успевали его осознать и выразить, а официальная история, видимо, была вынуждена его выхолостить — из политических соображений. Надо было примирить людей, переживших такие множественные гражданские конфликты и войны. Соответственно, мы и о Сталине мало знаем и не представляем, какие задачи приходилось решать, с какими ресурсами и какими методами. Может, лучше и не знать об этом, во всяком случае, слишком много. Но главное узнать все равно придется, и понемногу мы к этому изучению приступаем.

А ориентиры простые — брать главное, отсеивать побочные вещи. Все-таки мы можем себе представить, какие угрозы перед нами вставали, если война была всего лишь одной из целого ряда таких угроз. Надо стараться додумывать до конца, а не успокаивать себя оценками с высоты нашего знания и комфорта. В целом сейчас кажется чудом, что удалось пройти столько опасных узких мест. С большими потерями, но прошли, сумели собраться, и Сталин в своем деле был на высоте. Из тех, кто был в наличии, трудно назвать другого, кто смог бы с этими задачами справиться. Наверное, были люди помягче и подобрее, но это не компенсировало тех нужных качеств, которых им не хватало.

Вопрос: Почему именно Сталин сейчас становится символом советской эпохи, вытеснив Ленина?

Ответ: Ленин выполнял задачи менее «видные», менее драматические и более далекие от наших современных проблем. В принципе, его и Сталина надо было бы брать как «систему», один без другого не работает. Не будь Сталина, труд Ленина, думаю, пошел бы насмарку — Троцкий и оппозиция выполняли иной проект, а не ленинский. Но если бы Ленин не решил ряд принципиальных задач в русской революции, то не было бы и этой необычной системы — советского государства.

А сейчас Сталин стал именно символом. Он — полное отрицание нынешнего строя и того пути, по которому нас тянут. Коротко и ясно. Он — несомненный факт, что мы, тот же народ, на той же земле, еще с несравненно меньшими средствами, могли быть мощной непобедимой силой, способной за десять лет поднять страну до уровня сверхдержавы. Раз это было возможно, значит, это возможно в принципе. Значит, отдышимся, оглядимся — и соберемся снова. Коротко и ясно. Иметь такой символ — половина дела.

СОЦИАЛИЗМ И КОММУНИЗМ В РОССИИ: ИСТОРИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ

(Доклад на семинаре, март 2010 г.)

Наша тема — социализм и коммунизм как два больших проекта жизнеустройства и два окормляющих эти проекты социально-философских учения, социал-демократия и коммунизм.

Оба они сыграли, играют и будут играть важную роль в судьбе России. С этой точки зрения и будем их рассматривать. Оба эти проекта и учения тесно связаны с трудом Маркса, только коммунизм уходит корнями в раннее христианство, а социализм — продукт современности (модерна). В реальной практике XX века социал-демократия получила распространение на Западе и тесно связана с гражданским обществом, а коммунизм укоренился в традиционных обществах России и Азии.

Понятия, которыми обозначаются оба явления, расплывчаты и плохо определены, нередко перекрывают или заменяют друг друга. Часто за основание для разделения берут самоназвание или судят по простым, «внешним» признакам. Признаешь революцию — ты коммунист, не признаешь — социал-демократ. Следовать таким признакам — значит сковывать и мышление, и практику. Даже и в словах мы часто путаемся. Социальный — значит общественный (от слова «социум» — общество). А коммунистический — значит общинный (от слова «коммуна» — община). Это — огромная разница.

Конечно, над главными, исходными философскими основаниями любого большого движения наслаивается множество последующих понятий и доктрин. Но для проникновения в суть полезно раскопать изначальные смыслы. Маркс, указав Европе на Призрак коммунизма, видел его не просто принципиальное, но трансцендентное, «потустороннее» отличие от социализма.

Вступление в коммунизм для Маркса — завершение огромного цикла цивилизации, в известном смысле конец «этого» света, «возврат» человечества к коммуне. То есть к жизни в общине, в семье людей, где преодолено отчуждение, порожденное первородным грехом частной собственности.

Социализм же — всего лишь экономическая формация, где разумно, с большой долей рациональной солидарности устроена совместная жизнь людей. Но не как в общине («семье»)! «Каждому по труду» — принцип не семьи, а весьма справедливого общества, в том числе и буржуазного. Кстати, главная справедливость социализма заключена в первой части формулы, которая обычно замалчивается, — в том, что «от каждого по способности».

Оставим пока в стороне проблему: допустимо ли спускать «призрак коммунизма» на землю — или он и должен быть именно Призраком, к которому мы обращаем гамлетовские вопросы. Зафиксируем, что рациональный Запад за призраком не погнался, а ограничил себя социал-демократией. Ее лозунг: «Движение — все, цель — ничто!». Уже здесь — духовное отличие от коммунизма. А подспудно — отличие почти религиозное, из которого вытекает разное понимание времени.