Читать книгу "Чеченский угол - Ольга Тарасевич"

– А луну с неба?! Не желаете? Такими делами занимается военная прокуратура. Да у меня просто нет никаких возможностей получить эту информацию! Я думаю, если ты отца напряжешь – то скорее получишь результат. Расследование таких дел происходит при участии ФСБ!

– Что ж, обратиться к отцу – хорошая идея, может быть, у него и в следственном управлении найдутся какие-то знакомые, – пробормотала Лика. И сразу же с собой заспорила: – А если не найдутся?

Седов слушал взволнованную речь Лики и понимал: ей очень хочется получить доступ к реальным документам. Одно дело – быть свидетелем каких-то событий и совершенно другое – иметь представление о следственных действиях. Эта тема – слишком важная, очень тяжелая. Мало личных впечатлений и фантазии. Факты нужны, подробности. Это просто дань уважения памяти тех, кто погиб. Кто погибает, может, в эту самую минуту, когда гудят стальные нервы линий московского метро и кто-то в вагоне равнодушно склоняется над потрепанным покетом, сжимая между коленками тяжелую авоську с продуктами.

– Хорошо, – со вздохом сказал следователь, снимая синий китель. Как правило, он появлялся на работе в джинсах и свитере, и лишь когда требовалось общаться с начальством, втискивал себя в ненавистный мундир. Но чего не сделаешь ради любимой работы. – Я постараюсь выполнить твою просьбу. Еще не знаю как. Все что смогу – сделаю. Кстати, я вот, знаешь что подумал. А тебе обязательно нужны подробности тех убийств, которые произошли в Чечне?

Бледное осунувшееся личико оживилось.

– А что? Есть какие-то другие идеи?

Идеи – это она сильно сказала. Но Седов был совершенно точно уверен, зафиксировала цепкая профессиональная память: проходило в Москве похожее расследование. Возможно, даже уже суд состоялся, приговор вынесен – какие-то такие ассоциации возникали.

– То есть ты хочешь сказать, что в Москве тоже убили генерала, связанного с чеченской кампанией? – уточнила Лика.

– Думаю, да. Вот это я реально могу выяснить.

– Что же это получается, – задумчиво произнесла Вронская. – Уничтожают генералитет, так или иначе связанный с войной в Чечне. Господи, и о каком мире там можно говорить? Если даже в столице нельзя обеспечить безопасность командиров?!

Следователь недоуменно пожал плечами. Рано выводы делать. Сначала всю информацию собрать надо. И все-таки – если он ничего не путает – что-то с тем делом было связано не совсем приятное.

– Не удивлюсь, если действительно во всем этом замешана одна шайка-лейка. Мне в горах бандиты популярно объяснили: у них руки длинные. Представляешь, так и сказали. Я перепугалась. Пришлось к Пашке переезжать, номера телефонов менять, родителей из Москвы отправлять. Так это они мне угрожали, мелкой сошке. А как боевики, должно быть, ненавидят тех, кто вел против них войска.

– Осматривающий твое тело судмедэксперт точно не напишет в заключении «смерть по естественным причинам», – в сердцах бросил Седов. – К боевикам-то тебя чего понесло?!

Вронская пожала плечами.

– Помочь хотела. Потом уже не хотела, струсила – а выбора не было. Если рассказывать в двух словах – так получилось…

– Ну что, гражданин начальник, ты как в воду смотрел, – затараторил ворвавшийся в кабинет оперативник Паша. – Нет у задержанного алиби на момент убийства. О, да у нас гости! Привет, Лика!

Вронская спрыгнула с подоконника, обняла Пашу за спину. Оперативник – длиннющая каланча, до шеи с ее ростом не дотянуться!

– Потом поговорим? – Паша вопросительно посмотрел на следователя. – У вас по делу разговор или просто так болтаете?

Седов махнул рукой на взбирающуюся на подоконник Лику:

– Ты же ее знаешь. С ней всегда – по делу. Кстати, ты не помнишь? Вроде бы в Москве шлепнули генерала, я припоминаю, на одной из коллегий что-то такое говорилось.

Оперативник криво усмехнулся:

– Шлепнули не в Москве. А в Подмосковье. А вот дело расследовали действительно в Москве.

– Это понятно, – отозвался Седов. – Куда в районную прокуратуру такое дело? Не тот уровень.

– Я тоже сначала подумал – не тот уровень. А оказалась – просто концы в воду хотели запрятать.

…Кто такой генерал Анатолий Румянов – широкая общественность не знала. На телеэкране волевое лицо в очках-«хамелеонах», скрывающих проницательные большие голубые глаза, не мелькало. Мемуаров Румянов не писал, в кресло Государственной Думы усесться не стремился. Он был настоящим офицером, не обсуждающим, а выполняющим приказы. Исключений ни для кого не делал. А в первую очередь – для себя самого. Что, не было при его-то связях возможностей не посылать единственного сына под чеченские пули? Были. Ушел мальчик в армию, ранили его в первую кампанию, подлечился – и опять на передовую. На передовой страшно. Опасно. Но есть то, что хуже разрывающего плоть свинца. Плен. Неопределенность. Вопросы без ответов и предположения – одно другого мучительнее. Стоит лишь поговорить хотя бы с одной из матерей пропавших солдат, годами живущих в Чечне, разыскивающих сыновей в горах, под бомбежками, везде. Для них даже останки найти – как избавление, как счастье.

Чеченцы ненавидят российских военных. Летчиков, стирающих с лица земли родные дома, а даже если кто уцелеет – мир затихает в безмолвии, лопаются барабанные перепонки, тишина… Милицию – за зачистки, за сорванные с петель двери, за автоматы, направленные на тех, кто стар или молод, но всегда – беззащитен. «Контрактников» – понятно за что: люди пришли убивать за деньги, и даже последняя почтарка мстит им как может. Летят в глубокое ущелье присланные наемникам письма.

«Чехи» умеют воевать – смело, отчаянно, до конца, не прячась за спины товарищей, но всегда в готовности принять в свою грудь предназначенную товарищу пулю. И уважают тех, кто ведет себя точно так же. Даже на противоположной стороне баррикад.

Авторитет Анатолия Румянова среди полевых командиров – насколько возможно наличие для этой категории лиц такого понятия – был довольно высок.

Чеченцы генеральского сына вернули, избитого, перепуганного, но – живого.

Однако генерал, начавший изучать ситуацию с военнопленными, уже успел наткнуться на массу подозрительных моментов. Выяснил: многих солдат захватывали в плен даже не на территории Чечни, а в соседних кавказских республиках. Причем в плену они были сравнительно недолго, недели две, максимум месяц. Потом их освобождали за выкуп, сотни тысяч долларов, миллионы. Ничего не объясняя, ребята покидали борт доставившего их из Чечни самолета, скрывались в подогнанных прямо на летное поле микроавтобусах. Что с ними было в Чечне? Что происходило потом? Некоторые пронырливые журналисты пытались прояснить ситуацию, однако успехами на этом поприще похвастать не могли. А Анатолий Румянов знал. Выяснил. Похищения организовывались специально, выплачиваемый боевикам выкуп превратился в открытый канал финансирования, ниточка из запутанного чеченского клубка тянулась в Москву, на самый верх.