Читать книгу "Нет царя у тараканов - Дэниэл Ивен Вайсс"

– Какого черта? – взвизгнула Гольф. Она обхватила мою ногу свободным усиком – а я-то думал, у нее все конечности заблокированы – и воткнула ее в липкое месиво.

Вожделение исчезло, включился инстинкт самосохранения. Я рванулся к выходу, неуклюже вывернувшись в воздухе, поскольку нога оставалась в Мотеле. Но пять других плюхнулись на винил.

Я был воодушевлен и взбешен, но в основном меня мучило любопытство. За всю жизнь в колонии я никогда не видел откровенного садизма – даже не слыхал о таком.

– Зачем ты это сделала? Можешь объяснить?

– Жизнь за жизнь, Псалтирь. Ты сам так говорил.

Только не эта жизнь. Нога-заложница была бледная и скользкая, будто личинка, которую я вывел на прогулку. Я дернулся, но она со мной не пошла. Выбора нет – придется ее оторвать. Я не переживал по поводу каннибализма – это же моя плоть. Я впился в сочленение. Острая боль вскоре утихла. Я свободен!

– Чтоб ты сдох, – прошипела Гольф. – Чтоб на тебя наступили, раздавили и полили ядом. Не бросай меня.

– Я оставляю тебе на память ногу. Смотри на нее и думай обо мне.

Я вышел в кухню и шмыгнул под порожек. Пусть новое тело затвердеет. Я подозревал, что для возвращения мне понадобится крепкая шкура.

Пролом за проломом

– Олбани… Пирр… этот я знаю, Батон-Руж… Портленд… Что? Салем? Издеваетесь, что ли? Салем?

Казалось, это бредовый сон, но потом меня разбудил взрыв. Я подскочил при виде парочки развратных крокодилов. Меня огрело по голове, и я упал на пол. Декорации понемногу прояснялись. Надо мной – край шкафчика, об него я ударился. Крокодилы – Айрины шлепанцы. Хозяин грохнул об стол коробкой из-под отрубей с оскорбившей его викториной. Линька и побег так меня измотали, что я проспал всю ночь. Не самый разумный поступок.

Массируя свои кровоподтеки, я обнаружил, что панцирь затвердел и побурел. Снова можно жить. Компрессор гнал воздух прямо на меня. Но я теперь не против; он помог затвердеть хитину.

К завтраку вышла Руфь.

– Интересно, кто кому дал взятку, чтобы сделать Салем столицей, – сказал Айра, когда они вместе уходили на работу.

Я вышел на середину кухни. Я стал крупнее и сильнее. Сочленения потрескивали, как и положено свежему хитину. На пяти ногах я перемещался на удивление неплохо. Только звук раздражал. Всю жизнь я ходил на шесть долей и теперь запинался после каждой пятой, дожидаясь последней. Надеюсь, я привыкну.

Перед возвращением в гостиную нужно решить, куда вести колонию. С пятью ногами лазить труднее, чем ходить, но я прорвался по дверце шкафчика. Острые края поцарапали мне новый панцирь.

Внутри ничего не изменилось. Банкноты по-прежнему оккупировали нашу дыру.

– Уютно тебе здесь, а, Бен?

В эпитафии Бена говорилось, что его тело – еда для червей. Поскольку никаких червей поблизости не было, я решил попробовать его сам. Я вцепился в него жвалами. Бумага не порвалась. Крепкий парень. От него исходило перебродившее зловоние сотен человеческих рук. Бен намеревался проследить, чтоб я не только не нажрался до отупения – чтоб я вообще не жрал. Я пощупал за пачкой. Дыра на месте.

Но старик стоял между мной и будущим и не собирался двигаться. Я снова окажусь жертвой. От этой мысли я взбесился. Я прыгнул ему на горло, на миг позабыв о недостающей ноге, и криво упал ему на плечо. Передняя нога вонзилась в бумагу – я не мог ни влезть, ни спуститься. Когда остальные ноги устали я соскользнули, я всем своим весом повис на одной. И не вырваться. Бен улыбнулся чуть шире: мол, держаться вместе не будем, но одного тебя я определенно удержу.

Вдруг он задрожал и взвизгнул, словно я задел ему нерв. Затем подскочил, сбил меня с ног и навалился сверху. Я было решил, что он и впрямь ожил.

На спине, придавленный его гигантским весом и вонью, я сумел постепенно освободить ногу и выползти. Я вскарабкался на кучу Бенов и его соратников-патриотов к дверям Зала Независимости на самом верху. Дыра в стене надо мной свободна! Будущее принадлежит мне!

Эти листки бумаги, центр моей вселенной на протяжении многих месяцев, средоточие моих страданий и борьбы, внезапно сдвинулись – и не в результате сложных психологических манипуляций, но лишь одним неловким прыжком. До сего момента сомнения не мучили меня: я был прав, увлекая за собой граждан, – они ведь тоже выиграли бы. Но теперь с Бисмарком не поспоришь: в одиночку я бы добился успеха в первый же день. Я не повторю своих ошибок.

По! Я совсем о нем забыл. Он ушел в стену, когда здесь трудился чужак. Через отверстие я вступил в новый мир. Я окликнул По. Он не отозвался, но пещера в стене была такая громадная, что мой голос не мог ее заполнить. Здесь было тепло и тихо. Трубу, что спускалась к раковине, покрывали капли – точно полное вымя. Замечательно. Бисмарку бы понравилось.

Я пошарил вокруг. Лишь на обратном пути в шкаф я заметил кончики усов По – они свисали из глыбы старой штукатурки. Я подбежал к нему – или, вернее, к его почти разложившимся останкам. А я-то думал, что По сейчас должен быть довольно тучный. Но, разумеется, преградив нам доступ к стене, Айра запечатал По в образе Фортунато.

Итак, склад еды принадлежит мне одному. Я не мог оплакивать По – я благодарил судьбу. Впервые со времен Террора я в безопасности обследовал шкафчик. Вообще-то я не верил, что это когда-нибудь случится. Контейнеры возвышаются мавзолеями, но рядом немало картонных коробок. Макароны мои, паста с яйцами и шпинатом, всех видов и размеров. Печенье, смесь для оладьев, рис, гречка, изюм, шоколадный пудинг, маца – все, все мое!

Назавтра вечером я сидел в глубине шкафчика, равнодушный к запахам еды, которую Айра и Руфь готовили в нескольких футах от меня. Я так наелся, что опасался второй старческой линьки. На следующий день Айра заметил упавшие купюры.

– Как глупо, – сказал он сам себе, вынул деньги из шкафа и положил в карман.

Идеальная жизнь. Я был один, но не одинок. Компания библейских тараканов-психотиков меня не привлекала. Странно, что именно изобилие макарон, которым я наслаждался в одиночестве, вскоре заставило меня передумать.

Когда я полз по тоннелю окаменевшей макаронины, мой зад возбуждающе об нее терся. Химия давно успокоилась, но я еще хранил воспоминания о напрасной эрекции на Гольф в Мотеле. Макаронная щекотка раздражала и нервировала, мозг затопили половые фантазии. Меня изводила мысль, что последний, давно созревший сперматофор никогда не выстрелит, что я никогда не почувствую феромонов и безумного погружения в секс.

Секс мне нужен. И компания нужна. В чем нетрудно себе признаться.

Ничего не поделаешь: возвращаемся к принципам естественного отбора. Но я не стану доктринером. Рыскай Бисмарк где-то там по-прежнему, среди ужасных опасностей без особой надежды на успех, вряд ли он оскорбился бы, обретя еду и безопасность моей кладовой и крепости. Может, еда и безопасность вернут колонии рассудок. Какая польза в их смерти?