Читать книгу "На основании статьи... - Владимир Кунин"

— Не нужно, Рафик…

— Нужно, Кира! Нужно… С этим жить нельзя! Не сегодня-завтра уйду… Что я с собой возьму?!! Это? Никогда, никому не говорил. Только тебе… Косте Степанову рассказал бы… Думаешь, я не помню, как вы меня всей бригадой из-под расстрельной статьи выволакивали?! У Ниночки, бедняжечки, ноги в кровище, они ей и сзади все разорвали… А потом давай ей в рот запихивать! Она задыхается, рвота у нее… вся синяя… а они ее в очередь и одновременно — повсюду… Когда натешились, подошли ко мне: «Пасть откроешь — и нет тебя, черножопый! Понял, сучка нерусская?» Вытащили тряпку у меня изо рта, заточку к глотке приставили и спрашивают: «Понял, чурка с глазами?!» — «Понял, — говорю, — понял»… Они рассмеялись и ушли. Ниночка, бедненькая, подползла ко мне… Как у нее сил хватило руки мне освободить!.. А ноги я уж сам отвязал… Уложил ее в кабинетике, сорвал с окна занавеску, накрыл ее, умылся, вытерся и говорю Ниночке: «Полежи, кисонька… Я сейчас…»

…Рафик подошел к траншее, увидел в ней небольшую лесенку для сварщиков, по которой они сами спускались в траншею и опускали тяжеленные баллоны и шланги для газосварки.

А неподалеку увидел и всех троих.

Они уже наложили на прогнившую часть трубы металлический бандаж и теперь заканчивали его вваривать в трубу, наглухо закрывая полуметровую дыру в этой вонючей магистрали человеческих отходов…

Они были действительно хорошими сварщиками. Подняли головы, увидели смотрящего на них сверху Рафика, весело подмигнули ему:

— Крестничек явился!.. Эй, свояк! Как там подруга наша, оклемалась?

Рафик вытер струйку крови, сочащуюся у него по лицу из разбитой головы, вытащил деревянную лесенку из траншеи, откинул ее подальше, чтобы она больше никогда не понадобилась лихим московским сварщикам, и полез в бульдозер с уже работающим и разогретым двигателем.

Опустил отвальный нож весом в двадцать три тонны на землю и…

…спустя несколько лет наткнулся Рафик на строки, написанные совсем по другому поводу. Но уж так они подходили к тому моменту, когда он садился за рычаги в кабину тяжелого бульдозера, будто писатель, сочинив эти слова еще за несколько лет до рождения Рафика Алимханова, предвидел то, что сейчас должно было произойти:

«…B ту секунду он почувствовал, что вот наступил срок, что вот проведена грань между двумя существованиями — срок катастрофы! Порвать, порвать со всем, что было… сейчас, немедленно, в два сердечных толчка, не больше, — нужно переступить грань, и жизнь, отвратительная, безобразная, не его — чужая, насильственная жизнь — остается позади…»

Юрий Олеша. «Зависть». 1927 год

…Рафик резко толкнул рычаг управления вперед! Дикой, чудовищной силы двигатель большого тяжелого бульдозера взревел, вбирая в себя все остальные привычные житейские звуки, и бульдозер честно исполнил заранее поставленную перед ним задачу…

Неумолимо толкая перед собой гигантский отвальный нож шириною в несколько метров, высотой в два с половиной, он за один раз снес чуть ли не весь земляной бруствер, свалив его обратно в траншею…

…и мгновенно — «…в два сердечных толчка…» — похоронил под толщей земли, сброшенной в траншею, всех троих москвичей-беспредельщиков из последнего этапа…

…а вместе с ними и все сварочное оборудование — с баллонами, шлангами и горелками…

Кажется, в последнюю секунду оттуда раздался чей-то жутковатый короткий крик, но кто бы его услышал в реве мотора, толкающего перед собою десять кубометров промерзшей северной земли?!. Но бульдозеру и этого показалось мало. Он резко сдал назад, довернул вправо и уже по косой линии своим страшным многотонным отвальным ножом пошел сгребать в траншею всю оставшуюся на поверхности землю — еще кубометров восемь-двенадцать…

Он засыпал и утрамбовал все, что выкопал его первый приятель — бульдозер с землеройным ковшом. Он все сровнял с поверхностью этой проклятой холодной лагерной земли. Будто и не было никакой траншеи.

И никаких сварщиков!..

Однако второму бульдозеру показалось, что чего-то он не доделал.

Он въехал гусеницами как раз на то место, где когда-то, кажется, прорвало трубу. Затормозил наглухо одну гусеницу, а второй стал медленно и страшно совершать круги вокруг собственной оси, весом в сорок пять тонн, пытаясь вдавить эту рыхлую землю в самую середину земного шара…

А потом бульдозер вдруг остановился, двигатель заглох, и в наступившей страшноватой тишине со слабенькими признаками нормальных человеческих звуков из кабины выпрыгнул Рифкат Алимханов и побежал в барак со столовой и библиотекой…

…Ниночка Алимханова повесилась на том же самом электрическом шнуре от удлинителя, которым полчаса тому назад был привязан к стулу ее муж — Рифкат Алимханов…

Он вынул ее из петли…

…Он умолял ее не умирать, он так просил не оставлять его одного!

Он рыдал в голос, он кричал, что у него никогда не было никого ближе, чем она! Он ей, мертвой, все пытался втолковать, что не понимает, как жил без нее предыдущие годы, и совсем не представляет, как проживет без нее все последующие…

Он распахнул окно в надежде, что холодный весенний воздух вернет ее к жизни…

Что вот сейчас, сейчас она откроет глаза, глубоко вдохнет и…

Но в холоде, ворвавшемся в маленькую библиотеку через распахнутое окно, истерзанное тело Ниночки Алимхановой остывало еще быстрее…

…Вот когда начальник исправительно-трудового лагеря (колонии) общего режима полковник Внутренних войск Хачикян Гамлет Степанович доказал, что он — Настоящий Мужчина. В самом широком смысле этого слова.

В жизни начальника такого учреждения два события могут стать самыми страшными в его многолетнем тяжком восхождении по крутым ступеням винтовой служебной лестнице. Первое: всеобщий бунт заключенных — кровавый и, как говорится, в большинстве случаев «бессмысленный и беспощадный».

И второе: побег из вверенного данному начальнику учреждения.

И горе тому начальничку, который наступит на эту неизвестно когда прогнившую ступеньку извилистой и крутой карьерной лестницы!

Он полетит вверх тормашками, но обязательно вниз! Обдирая с себя погоны, звания, ордена и всю ту зажиточную жизнь, которую он столько лет выстраивал ценой бешеной изворотливости, сложнейших комбинаций, общения с мерзавцами самых разных рангов, больших и маленьких взяток, ценой мелких и крупных предательств, доносов — в виде служебных рапортов или веселой болтовни за рюмкой коньяка…

Но не таков был Гамлет Степанович Хачикян. Он знал, как не наступить на такую прогнившую ступеньку. Во-первых, нужно опередить события…

Поэтому, когда Рифкат Алимханов пришел к нему прямо домой и очень тихим голосом, чтобы не сорваться в истерику, рассказал ему все, что произошло, полковник Хачикян Гамлет Степанович немедленно сам вызвал огонь на себя!