Читать книгу "Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти - Ирвин Д. Ялом"

Едва Амелия вошла в кабинет, у нее зазвонил мобильный телефон, и она спросила разрешения взять трубку. Амелия быстро договорилась о какой-то встрече, и тон ее был таким сухим и формальным, что я решил, что она разговаривает со своим начальником. Как только она положила трубку, я поинтересовался, кто это, и узнал, что это был вовсе не начальник, а ее приятель, и она договаривалась с ним об ужине.

— Амелия, нельзя же разговаривать со своим бой-френдом так же, как с начальником. Почему бы вам не называть его ласковыми словами? «Солнышко», «милый», «дорогой»?

Она посмотрела на меня так, словно я с луны свалился, и сменила тему, начав рассказывать о своем вчерашнем занятии в группе Анонимных Наркоманов. (Хотя Амелия уже много лет ничего не употребляла, она все еще посещала группы Анонимных Алкоголиков и Анонимных Наркоманов.) Занятие проводилось в районе, очень напоминающем тот квартал Гарлема, где она провела большую часть своей неблагополучной юности. И вот, идя на эту встречу по кварталу, который так и кишел наркотой, Амелия, как всегда, почувствовала странную тоску. Женщина поймала себя на том, что ищет глазами двери или переулки, которые приведут туда, где можно будет переночевать.

— Доктор Ялом, но ведь на самом деле я не хотела бывернуться в ту жизнь.

— Вы до сих пор называете меня «доктор Ялом», а я вас — Амелия, — перебил я ее. — Вот такое несоответствие…

— Я уже говорила вам, дайте мне время. Мне надо лучше узнать вас. Так вот, всякий раз, когда я оказываюсь в злачных районах, я испытывают не только отрицательные чувства. Трудно описать… не знаю… это похоже на… ностальгию.

— На ностальгию? И что вы думаете по этому поводу, Амелия?

— Я сама точно не знаю. Но голос в моей голове постоянно твердит мне: «Я сделала это». Вот что я обычно слышу: «Я это сделала».

— То есть вы говорите себе: «Я исходила ад вдоль и поперек, но все-таки выжила», да?

— Ну да, что-то вроде этого. Но есть кое-что еще. Вы не поверите, но там, на улицах, жизнь была намного легче и проще. Не надо было думать о деньгах, о собраниях, об обучении новеньких медсестер, которые начинают с ума сходить уже через неделю работы в хосписе. Никаких хлопот с машиной, мебелью, налогами. Никакого волнения: что я по закону могу сделать для этих людей, а чего не могу? Не надо лизать задницы докторам. Там, на улицах Гарлема, мне приходилось думать только об одном — где взять следующую дозу? Ну и, конечно, где найти клиента, чтобы за нее заплатить. Жизнь была очень простой, изо дня в день все было одно и то же: надо было просто выжить.

— Амелия, ваши воспоминания избирательны. А как же вся та грязь, ночи, проведенные на улицы, разбитые бутылки, мужики, которые зверски насиловали вас, запахи мочи и пролитого пива? Смерть, рыщущая повсюду, — все эти трупы, которые вы постоянно видели, и то, что вас саму однажды чуть не убили? Об этом вы забываете.

— Да знаю я, знаю… Вы правы, я забываю об этом. Забывала и тогда, когда все это происходило. Только что меня чуть не убили, а через минуту я возвращаюсь в то самое место…

— Насколько я помню, однажды вы увидели, как вашего друга сбросили с крыши, и трижды сами были на волосок от смерти. Я не могу забыть жуткую историю о том, как, спасаясь от маньяка с ножом, вы сбросили туфли и полчаса бежали по парку босиком. Но после всех этих историй вы все же возвращались, искали новых клиентов. Такое чувство, что героин выбивал у вас из головы все мысли — и даже страх смерти.

— Точно. Я могла думать только об одном: где взять следующую дозу? Я не думала о смерти. Не боялась ее.

— Но все же теперь смерть вернулась и проникла в ваши сны?

— Да, и вот эта ностальгия… странно, очень странно.

— Примешивается ли к ней гордость? — спросил я. — Вы должны гордиться тем, что сумели выбраться из этого.

— Ну, что-то такое есть… Но у меня нет времени, чтобы подумать. Мой мозг до предела загружен работой, и всякими цифрами, и иногда Элом [бойфренд Амелии]. А еще тем, как остаться в живых и снова не влипнуть в зависимость.

— То, что вы ходите сюда ко мне, помогает оставаться в живых? Помогает не думать о наркотиках?

— Мне много что помогает — вся моя жизнь, занятия в группах и наша терапия тоже.

— Амелия, я спрашивал о другом. Лично я помогаю вам удерживаться от наркотиков?

— Я же сказала. Да, вы помогаете. Все помогает.

— Вот вы вставляете в ответ эти два слова — «все помогает». Вы чувствуете, что это многое обесценивает? Мы продолжаем быть далеки друг от друга. Попытайтесь больше говорить о том, что вы чувствуете именно ко мне, сегодня, например, или на прошлом сеансе. Какие мысли возникают у вас обо мне, когда мы с вами не видимся?

— Только не это… Опять вы начинаете?

— Поверьте мне, Амелия, это очень важно.

— Вы говорили мне, что все пациенты думают о своих психотерапевтах?

— Да, именно. Я знаю это по собственному опыту. Я очень много думал о своем психотерапевте.

Все это время Амелия сидела, вжавшись в спинку стула, словно хотела съежиться, уменьшиться. Она всегда так реагировала на мои попытки обсудить наши отношения. Но после этих слов она выпрямилась и посмотрела на меня с неподдельным интересом.

— Вы проходили курс терапии? Когда? И что вы думали о своем терапевте?

Тогда я поделился с ней тем, что мне особенно нравилось в моем последнем психотерапевте, которым был Ролло Мэй.

— Я с нетерпением ждал наших сеансов. Мне нравились его мягкость, внимание ко всему. Нравилось, как он одевался — он носил водолазки, а на шее — нитка индийской бирюзы. Мне нравилось, когда он говорил, что между нами сложились особые отношения, потому что совпадали наши профессиональные интересы. Я был очень рад, что он прочитал черновой вариант одной из моих книг и похвалил меня за нее.

Молчание. Амелия не двигалась и смотрела в окно.

— А что расскажете вы? — спросил я. — Ваша очередь.

— Ну, думаю, что мне тоже нравится ваша мягкость. — Произнося это, она в смущении ерзала на стуле и не смотрела на меня.

— Продолжайте. Скажите что-нибудь еще…

— Я очень смущаюсь.

— Я знаю. Но смущение означает, что мы говорим друг другу нечто важное. Я думаю даже, что смущение — это наша цель, наша добыча. Над ним мы и должны работать. Так давайте погрузимся прямо в глубину вашего смущения. Пожалуйста, продолжайте говорить.

— Ну, мне понравилось, когда вы один раз помогли мне снять пальто. Нравится, как вы посмеиваетесь всякий раз, когда я поправляю задравшийся уголок ковра. Вот не знаю, неужели вас это совсем не волнует? Ведь вы могли бы и сами навести порядок в своем кабинете. Ваш письменный стол… на нем же такой бардак… ладно, ладно, возвращаюсь к нашей теме.

Она припомнила, как однажды ее дантист дал ей пузырек викодина, и как я изо всех сил пытался убедить ее отдать лекарство мне.