Читать книгу "Грехи негодяя - Анна Рэндол"

Оливия застонала. Удовольствие было ошеломляющим. Но недостаточным.

– Еще… И другой…

Больную руку он поднимал очень медленно – словно ожидал, что она вот-вот отстранится.

– Да, вот так! – Она почувствовала, что обе его руки ласкают ее груди, и ей было наплевать, как выглядит больная рука, ведь это рука любимого, ласкавшая ее.

Тут его руки скользнули за корсаж ее платья и накрыли обнаженные груди. Теперь и Клейтона, и Оливию сотрясла дрожь.

Внезапно в дверь громко постучали. И в тот же миг Клейтон оказался у двери, из-за которой раздался голос княгини:

– Клейтон, почему ты не впускаешь моих слуг? Оливия, с тобой все в порядке?

– Все хорошо, – ответила Оливия и провела ладонью по волосам, с которых на стол посыпалась белая пыль, а также кусочки штукатурки. Проклятие! Она все еще покрыта строительным мусором! Весьма неприятное открытие, тем более – в тот момент, когда она считала себя необычайно привлекательной и соблазнительной.

Удостоверившись, что Катя пришла одна, Клейтон впустил ее в комнату. Больную руку он убрал за спину. Сколько раз он делал то же самое перед Оливией, а она… не замечала?

Но больше этого не будет. Он не должен стыдиться изуродованной палачами руки.

– Твоя служанка Ирина принесла бомбу, – заявил Клейтон.

Катя побледнела.

– А я думала, это кто-то из твоих… коллег.

– Не в этот раз. Взрыв подготовили правдинцы. Ты знаешь, кто из твоей челяди заодно с революционерами?

Княгиня покачала головой:

– Понятия не имею. Но кто-то наверняка им симпатизирует. Скорее всего крепостные из поместий моего мужа. Многие из них бывали здесь, когда он сам был в рядах революционеров. Но я никогда никого из них об этом не спрашивала. – Катя сжала кулаки. – Значит, они заложили бомбу! В моем доме! Как ты думаешь, они повторят попытку?

– Нет, ведь мы здесь не останемся, – сказал Клейтон.

Княгиня нахмурилась:

– Вы закончили свое расследование?

– Нет.

– Тогда куда же вы пойдете?

Клейтон молчал. «Возможно, он не хочет, чтобы Катя знала, куда мы направимся, – подумала Оливия. – Или, может быть, сам этого пока не знает».

Княгиня вздохнула.

– Но я думаю… – Она умолкла, потом, махнув рукой, добавила: – Делайте то, что должны делать. Вам что-нибудь нужно?

– Было бы лучше, если бы мы не были засыпаны штукатуркой. У тебя есть слуги, которым ты безусловно доверяешь? Если есть, поручи им согреть воду для ванны.

Катя мгновение поколебалась, но все же кивнула:

– Хорошо. И я прикажу, чтобы вам приготовили кое-что с собой…

– Не надо. Не хочу, чтобы о нашем отъезде знали. Это может подтолкнуть нападавших к поспешным действиям. И оставь, пожалуйста, у себя Блина. Нет никакой необходимости подвергать его опасности.

– Полагаю, моя кухарка зарежет меня ночью в постели, если я его прогоню.

Когда Катя ушла, Клейтон вернулся к столу и опустился на стул. Морщась, натянул перчатку.

– Тебе больно?

– Она всегда болит. – Он взял перо и обмакнул его в чернила. – Но только не тогда, когда я тебя ласкаю.

Как может женщина после таких слов оставаться равнодушной? Оливия опустила вырез платья пониже.

– Если это поможет…

Капли чернил полетели с пера на стол, но Клейтон тут же промокнул их, чтобы они не оставили пятен.

– Что конкретно ты предлагаешь?

– Все, – решительно заявила Оливия. И тут же поняла, что сначала должна была полностью открыться Клейтону, сказать ему всю правду. – Я просила тебя отвезти меня в Санкт-Петербург, потому что это дало бы фабрике время, чтобы заработать деньги на выплату долгов.

Клейтон кивнул.

– Я подозревал что-то в этом роде… – с невозмутимым видом он взял свой список. – Вот, я тоже закончил. Поскольку твой список короче, читай его вслух, а я буду отмечать совпадения.

Оливия смотрела на него во все глаза. Неужели он не хочет ничего ответить на ее признание?

– Клейтон, но…

– Мои планы относительно фабрики будут претворены в жизнь со мной или без меня. Мое отсутствие ничего не изменило. – Он расправил свой листок. – Приступай.

Оливия читала медленно, давая ему время найти совпадения. При этом она надеялась, что Клейтон все же отреагирует на ее признание. Не мог же он быть таким бесчувственным…

Через несколько минут Оливия закончила чтение, но Клейтон за это время ни разу ее не прервал. И ни разу не взглянул на нее – словно не был шокирован ее очередным предательством. Являл собой воплощение сосредоточенности и внимания.

– Значит, ничего? – вздохнула Оливия.

– Был лишь мизерный шанс, что мы таким образом обнаружим ключ. В конце концов, любой из них мог сжечь соответствующую книгу. Мог просто выбросить. Ее могли украсть слуги… – Клейтон встал, потянулся – и высокая стопка книг рухнула на пол.

Оба несколько секунд молча взирали на лежавшие в беспорядке книги. Потом Клейтон подошел к окну и проговорил:

– Что я теперь должен думать о тебе? – В его голосе звучало отчаяние. – Скажи, я могу тебе доверять?

– Я не революционерка.

– Знаю. Но как я должен относиться к тому, что ты мне сообщила сейчас? Как, по-твоему, я должен был отреагировать?

Оливия тщательно разгладила лист бумаги, лежавший на столе. Ей необходимо было на что-то смотреть – на что угодно, только не на его лицо. В горле пересохло. К тому же она не знала, что сказать. Не могла же она заявить, что он может ей доверять. Во всяком случае – не сейчас, когда вся правда о ее отце и деньгах, которые она использовала, осталась невысказанной.

– Я хочу знать, можно ли доверять тебе, Клейтон, – проговорила она неожиданно.

Он уставился на нее с удивлением:

– Что?…

Собственный ответ удивил Оливию ничуть не меньше, чем Клейтона.

– Я хочу знать, могу ли я доверить тебе свои ошибки. Я их сделала много, тебе это известно. Больших и малых. И я знаю, что ты не признаешь вторых шансов. И извинений.

– Я видел свою мать год назад, – сказал он почему-то, и это могло показаться намеренной сменой темы. Но Оливия точно знала, почему Клейтон об этом заговорил.

– Где?

– В театре. Теперь она вышла замуж за мясника.

Оливия подняла с пола одеяло.

– Должно быть, у нее все хорошо, если она может себе позволить…

– Я видел ее за кулисами с одним из актеров.

Оливия хотела набросить на плечи Клейтона одеяло, но он резким жестом отверг это проявление заботы.