Читать книгу "Отцы - Валерий Панюшкин"

– Хорошо, – сдался я. – Но можно хотя бы не приезжать утром за билетом, а записаться по телефону. Глупо же приезжать дважды, особенно если мы едем из загорода.

– Нет, – отвечала администратор. – Людям, которые живут здесь, в микрорайоне, прийти за билетом не трудно. А вы, если живете за городом, так за городом и катайтесь.

Я понуро сел рядом с тобой. Ты подлезла мне под руку, так, чтобы я тебя обнял, и сказала:

– Не грусти, папа. Я буду тренироваться дома с дедушкой. Я, конечно, не научусь кататься на коньках по ковру, но я хотя бы научусь на коньках стоять.

68

Лучше бы мы оставались на даче, честное слово, и играли в путешествия дракона Стича. Целые наши выходные на даче могли быть посвящены игре в то, например, как плюшевый дракон Стич с воображаемыми драконятами Марком и Тали поехали, например, в Трансильванию. Про Трансильванию известно было, что она Мекка для всякого дракона и что Стич в Трансильвании родился. Ты, как завороженная, смотрела мой кукольный спектакль и слушала мои импровизированные сказки про приключения в горах. Иногда ты брала на себя какую-нибудь эпизодическую роль или выступала в маленькой нашей постановке от имени самой себя. Например, ступив на землю Трансильвании, дракон звонил домой:

– Алло! Кто это?

– Алло! – отвечала ты. – Стич, это я, Варя. Вы хорошо долетели? Какая в Трансильвании погода? Как Тали перенесла перелет?

В наиболее драматические моменты ты не участвовала в игре, а наблюдала игру со стороны и только слегка ее корректировала. Например, такой эпизод. Драконенок Марк идет гулять в горы, спотыкается, падает и катится к обрыву. Заметив это, самоотверженный дракон Стич бросается спасать малыша. Стич ловит драконенка над самой пропастью, отбрасывает в безопасное место, но сам, не сумев сохранить равновесия, срывается вниз с обрыва.

– Падаю! – кричал Стич, вернее я кричал голосом Стича.

– У тебя же есть уши! – подсказывала ты. – Ты же умеешь махать ушами и лететь.

– Я не могу махать ушами, я в шапке!

– Сними шапку! Маши ушами! Лети!

– Я не могу снять шапку! Шапка на завязках! Узелок затянулся слишком туго! Падаю! Помогите!

Роль горы в нашем спектакле играл платяной шкаф. Силу гравитации контролировал я, поскольку держал падающего дракона в руке. Рука считалась невидимой. Дракон падал со шкафа на пол очень медленно. Воображаемая пропасть была очень глубокая, и должно было пройти минуты три, пока несчастный долетит до дна и разобьется о камни. И трех минут должно было хватить, чтобы мы выдумали для падающего дракона чудесное спасение.

– Тихо! – говорила ты, чтобы я перестал орать заполошным драконьим голосом. – Тихо, что это за звук?

Мы оба замолкали и прислушивались. Несчастный дракон зависал ненадолго посреди падения в бездну. С улицы в комнату, где мы играли, доносится шум поезда.

– Что это? – спрашивала ты. – Ты слышишь этот шум?

– Слышу! – отвечал я голосом дракона и возобновлял замедленное падение. – Какой-то непонятный шум.

– Это, – ты говорила тихо и таинственно, – шум крыльев огромного древнего дракона. Твой предок летит спасти тебя, Стич. Ты не разобьешься о скалы. Не бойся, глупенький.

Игра могла продолжаться до бесконечности. Целый эпизод можно было построить, например, на том, что чешуя воображаемого древнего предка не бутылочно-зеленая, я пепельно-серая.

– Дедушка, что с твоей чешуей? – вопрошал я голосом чудесно спасенного Стича.

– Глупенький ты, Стич, – говорила ты голосом дракона-предка. – Мы не виделись триста лет. Я поседел.

Игра прерывалась, только если мне нужно было работать или если тебе пора было спать. Или если приезжали гости.

Поэтому ты очень не любила гостей. Если во время игры у меня звонил телефон, ты отчаянно протестовала:

– Нет! Тьфу! Опять гости! Нет! Играть и никаких гостей!

Как правило, твои крики не помогали. Гости приезжали к нам все равно, а ты минут тридцать дулась, иногда даже всхлипывала, оплакивая внезапно прерванную игру, и пряталась от гостей в спальне.

Так бывало обычно, но не в тот раз, когда в гости к нам приехала подруга-художница по прозвищу Белочка. Ты только еще собиралась расстроиться в связи со скорым Белочкиным приездом, но я сказал:

– Варя, не расстраивайся. Белочка художник, как и ты.

– Я скульптор и художник, – уточнила ты.

– Вот именно. Тебе будет интересно. Ты покажешь Белочке свои рисунки и поделки, а Белочка нарисует что-нибудь специально для тебя.

Ты заинтересовалась, раздумала обижаться и спросила:

– Ну и где она, эта Белочка?

– Только что звонила и сказала, что переезжает МКАД.

– Какой МКАД? – уточнила ты.

Я перезвонил Белочке и сказал, что ты просила уточнить, какой именно МКАД Белочка переезжает. Белочка сказала, что переезжает МКАД имени Чехова.

– Белочка говорит, что переезжает МКАД имени Чехова, – сказал я.

– Ага, понятно, – ты совершенно удовлетворилась ответом.

К тому времени, как Белочка добралась от МКАД до нашей дачи, ты успела расставить на столе все свои поделки и разложить на полу все свои рисунки. Вы с Белочкой долго рассматривали единорога из застывающего пластилина, черного геккона, сердечную кошку, счастливую собаку, круглых рыб. Потом практически вместо ужина вы уселись вместе рисовать драконов и обменялись рисунками, запечатав их в конверты из фольги. Потом ты спросила Белочку:

– Ты привезла мне посмотреть какие-нибудь свои работы?

Белочка показала в мобильном телефоне собственноручно нарисованный ею мультик про вырастающий из земли цветок.

– А еще где можно увидеть твои работы?

– Ну, – Белочка задумалась, – еще я нарисовала Рыжего Апа из рекламы.

– Хорошо, – похвалила ты.

Дальнейший разговор двух художниц стал совсем уж профессиональным. Общаясь друг с другом, вы чаще рисовали что-то на листочке, чем применяли слова. На меня, маму и брата Васю ты не обращала внимания, и я ушел на улицу курить.

Когда я вернулся в дом, вы с Белочкой с заговорщическим видом показали мне открытку и спросили, что это. Это была просто открытка. Яркая открытка, покрытая толстым слоем шершавой пластмассовой глазури.

– Что это, как ты думаешь? – спросили вы торжественно.

– Открытка, – ответил я, подозревая, конечно, какой-то подвох.

– Нет! – Голос у тебя был счастливый и звенел, как колокольчик. – Это скрипка!

– Это скрипка! – согласилась Белочка голосом не менее счастливым, чем у Вари.

И надо тебе понимать, что Белочка тогда работала генеральным директором вполне серьезной постпродакшн-компании, занимающейся компьютерной графикой для кино. И вот вы с генеральным директором взяли тонкий карандаш и принялись елозить им по шершавой пластиковой поверхности открытки. Открытка под карандашом издавала звук, похожий на пение птиц или сороковую симфонию Моцарта. Это была скрипка.