Читать книгу "Ночной портье - Ирвин Шоу"

Раскинувшееся перед отелем озеро голубело и искрилось под солнцем. Я вспомнил старика, которого повстречал у нас в Америке, и его жалобы на то, что озеро Эри уже мертво и что такая же участь постигнет лет через пять и озеро Шамплейн.

— Когда я впервые приехал в Швейцарию, — продолжал Фабиан, — купаться можно было в любом озере, даже в любой реке. Времена изменились не к лучшему, — вздохнул он. — Закажите-ка бутылку вина, пока я схожу и позвоню своему немцу. Это ненадолго.

Я заказал вино и сидел, радуясь хорошему теплому дню и солнцу. Переговоры, которые вел Фабиан, должно быть, проходили нелегко, потому что я выпил почти полбутылки, прежде чем он вернулся.

— Все в порядке, — весело сказал он, садясь и наливая себе вина. — К шести часам заедем к нему на виллу. Кстати, его зовут герр Штюбель. Пока больше ничего не скажу о нем.

— Вы и так ничего не сказали.

— Не хочу, чтобы у вас сложилось предвзятое мнение. Вы вообще-то не против немцев, надеюсь?

— Не замечал за собой этого.

— У многих американцев еще водится такое. Между прочим, дабы объяснить, почему вы со мной, я сказал, что приеду с профессором Граймсом с факультета искусств Миссурийского университета.

— Боже мой, Майлс! — воскликнул я, расплескав вино. — Если он понимает что-либо в искусстве, то сразу же увидит, что я совершенный профан. — Теперь мне стало понятно, почему Фабиан был так задумчив в пути. Он подыскивал соответствующую роль для меня.

— Вам нечего беспокоиться, — заверил меня Фабиан. — Как только он станет показывать картины, примите серьезный, рассудительный вид. Когда я спрошу ваше мнение, начните колебаться. Вы же в любых случаях жизни привыкли колебаться, не так ли?

— А дальше что? — строго спросил я — После колебаний?

— Вы заявите: «На первый взгляд, уважаемый мистер Фабиан, как будто подлинник». Затем добавите, что хотели бы завтра осмотреть более тщательно. При дневном свете, так сказать.

— В чем же тут смысл?

— Надо, чтобы он понервничал до завтра, — холодно объяснил Фабиан. — Станет более покладист. Помните лишь об одном: не выражайте никаких восторгов.

— Это для меня легче всего с тех пор, как я встретил вас, — угрюмо заметил я.

— Я знаю, что могу положиться на вас, Дуглас.

— Сколько это нам будет стоить?

— В том-то и дело, что ничего.

— Объясните мне, чтоб я понял.

— Ей-богу, сейчас не время, — с досадой проговорил Фабиан. — Пусть все идет своим чередом. У нас должно быть взаимное доверие.

— Объясните, или я не поеду.

Фабиан с раздражением покачал головой:

— Ладно, если вы уж так настаиваете. Так вот, по некоторым причинам этот немец, герр Штюбель, решил продать часть семейного собрания картин. Он считает, что этим можно избежать судебных процессов при разделе наследства. И, вполне естественно, предпочитает продать, не платя налогов. Избежать таможенных поборов при вывозе за границу.

— Значит, мы собираемся тайно, контрабандой, вывезти его картины из Швейцарии?

— Я полагал, что вы меня лучше знаете, Дуглас, — с упреком сказал Фабиан.

— Тогда объясните, что мы делаем. Покупаем или продаем?

— Ни то, ни другое. Мы просто посредники. Честные посредники. В Южной Америке есть один очень богатый человек, мой знакомый…

— Опять знакомый.

— Мне известно, — невозмутимо продолжал Фабиан, — что он собирает картины эпохи Ренессанса и хорошо платит за них. В страны Южной Америки перекочевало много ценных произведений искусства. Вероятно, тысячи картин великих европейских мастеров спокойно переплыли океан и хранятся там в особняках, где еще сто лет никто и не услышит о них.

— Вы утверждаете, что мы ничего не будем вывозить из Швейцарии. Но когда в последний раз я смотрел на карту, Швейцарии не было в Южной Америке.

— Не острите, Дуглас. У вас плохо получается. Тот южноамериканец, о котором я упомянул, в настоящее время находится в Сан-Морице. Он в большой дружбе с послом своей страны, и дипломатическая почта к его услугам. К слову сказать, он намекнул мне, что готов за картину большого художника заплатить до ста тысяч долларов. Нам, следовательно, надо выжать из нашего немца подходящий процент за посредничество.

— Что вы считаете подходящим? — Двадцать пять процентов, — тут же определил Фабиан. — Итак, двадцать пять тысяч долларов за пятичасовую, совершенно законную поездку по живописной, прекрасной Швейцарии. Отсюда в Сан-Мориц. Теперь вы понимаете, почему мне хотелось заехать сюда?

— Да, понимаю, — кивнул я.

— Не глядите так угрюмо. Между прочим, чтоб не забыть, картина, которую нам покажут, кисти Тинторетто. Как профессор истории искусств вы, конечно, узнаете ее. Запомнили имя художника?

— Тинторетто, — повторил я.

— Превосходно, — ласково улыбнулся мне Фабиан и налил нам обоим вина.

Уже стемнело, когда мы подъехали к вилле герра Штюбеля, приземистому двухэтажному каменному строению, стоящему высоко над озером, с прилегающей к нему узкой дорогой. В окнах за закрытыми ставнями не было света. Жилище не походило на дворец человека, владевшего собранием картин старых мастеров.

— Вы уверены, что именно здесь? — спросил я Фабиана.

— Да, здесь, — кивнул он, выключая мотор. — Хозяин мне подробно объяснил.

Мы вылезли из машины и направились по тропинке через небольшой заросший сад к входной двери. Фабиан дернул колокольчик, но внутри дома не последовало никакого движения. Мне показалось, что за нами откуда-то наблюдают. Фабиан вторично дернул колокольчик, и скрипучая дверь наконец отворилась.

— Buona sera,[12]— сказала стоявшая в дверях низенькая старушка в кружевном чепчике и передничке.

— Buona sera, signora, — ответил Фабиан, входя в дом. Прихрамывая, старушка провела нас через тускло освещенный зал. Никаких картин на стенах не было.

Она открыла тяжелую дубовую дверь, и мы вошли в столовую, которую освещала большая хрустальная люстра над столом. Ожидая нас, тут стоял грузный плешивый мужчина с отвислым животом и шкиперской бородкой. Он был в измятой плисовой куртке и коротких штанах, красные шерстяные чулки до колен плотно обтягивали его толстые икры. Позади него на стене висела большая темная картина без рамы, пришпиленная кнопками. На ней была изображена мадонна с младенцем.

Чуть наклонившись, мужчина поздоровался с нами по-немецки.

— К сожалению, герр Штюбель, — сказал Фабиан, — профессор Граймс не знает немецкого языка.

— В таком случай будем, конешно, говорить по-английски, — с довольно заметным акцентом проговорил Штюбель. — Очень рад, что ви приехаль. Не хотите ли немного освежиться?