Читать книгу "Атаман из будущего. Огнем и мечом - Анатолий Спесивцев"

– Сгинь!

– Изыди!

– С нами крестная сила! – раздавались из разных мест восклицания. Многие принялись крестить наваждение. Однако и наложение крестов от стоявшего у входа кошмара кузнецов не избавило. Порождение падшего между тем от прозвучавших обращений к богу только озлилось.

– Так ответит мне кто или нет?!! Ян Алембек здесь был?!! – рявкнул скелет и указал своей костлявой рукой на притихшего, как и подчиненные, мастера. Из его кисти вдруг вылетел тонюсенький, неправдоподобно не расширяющийся, будто материальный, лучик света и уперся в грудь Хофмайера, на которой появилось маленькое световое пятнышко.

Только тут находящиеся в шоке наконец поняли, о ЧЁМ спрашивает дьявольское создание.

– Эхе… – первая попытка говорить мастеру не удалась, горло отказало. – Кх! Кх! – прокашлялся он и уже вполне членораздельно (разве что чуть дрожащим голосом) смог ответить: – Нет здесь господина бургомистра. И приходить он сюда не собирался.

– Да? – отреагировал пришелец, явно неприятно удивленный этим сообщением. – Тогда разрешаю вам всем закрыть глаза.

Все дружно воспользовались этим разрешением. Когда же решились открыть (некоторые сделали это не скоро), то никаких порождений сатаны в башне не было. И пахло здесь не серой, а испугом продолжавшего лежать без сознания Штрауса. Правда, дежуривший на стене Петер Йодль исчез, будто его и не было.

О товарище, находившемся вне помещения, вспомнили далеко не сразу. Каждый думал о себе и о своей чуть было не погубленной врагом рода человеческого душе. Почти всем захотелось немедленно облегчиться, хотя пива во время несения стражи никто не пил. У башенного помещения со сливом наружу образовалась очередь, но никто и не подумал выглядывать, не говоря уж о том, чтоб выходить наружу. Бог его знает, зашел тот… ну, в общем… не человек или материализовался прямо в караулке, однако выходить было страшно. Особенно одному.

Только через немалый срок друг Петера, Руперт Шмидт, решился выглянуть из двери и убедился, что никого снаружи нет. Это открытие еще больше укрепило всех во мнении, что до первых петухов лучше посидеть всем вместе в помещении, в молитве к Господу. Предложение очнувшегося Ганса Штрауса закрыть двери на засов и нарисовать на них кресты после короткого, но бурного спора было отвергнуто. Решающим стало слово мастера:

– Для нечисти любые неосвященные двери не преграда. А вот когда придут нас менять армяне, то будут сильно удивлены отсутствием стражи на стене и закрытыми дверями на ней. Тогда нам и без… потусторонних сил плохо будет. За оставление поста во время войны и повесить могут.

Армянские купцы в городе жили уже сотни лет. Вся восточная торговля контролировалась именно ими. Дело это было очень прибыльным и чрезвычайно опасным, караваны находились в пути годы, и прибытие каждого было настоящим праздником для львовян. Восемнадцать лет назад армяне стали униатами и от казаков ничего хорошего ждать не могли, как и швабы-католики. Этим утром, придя менять стражу в башне, армяне были весьма удивлены пришибленным и испуганным видом обычно шумных и энергичных кузнецов. Не звучали, вопреки обыкновению, шутки, никто не пытался всучить сменщикам, якобы по дешевке, что-то смертоубийственное… Бледными тенями швабы соскользнули в город и растворились в его узких улочках. По закону всемирной подлости именно сменщики на месте происшествия и узнали все одними из последних, когда в башню явился католический ксендз с причетом, освящать помещение.

После прихода смены все бегом ломанулись в город. Хофмайер прямиком к бургомистру, а его подчиненные – по домам. Уже к обеду весь город не просто знал о случившемся, а гудел, как большой колокол в пасхальный перезвон. Правда, слово «знал» для описания ситуации подходит не очень хорошо. Скорее – совсем не подходит, потому как «знали» львовяне весьма различающиеся версии случившегося. Причем настолько различающиеся, что совместить их никак было нельзя. Что не мешало не только известным любовью к сплетня кумушкам, но и почтенным бюргерам и благородным шляхтичам подряд пересказывать эти самые не стыкующиеся друг с другом варианты произошедшего ночью события.

Новости жгли узнавших их, как горячие угли, казалось, не расскажешь другому – спалят изнутри. В связи с отсутствием каких-либо средств связи приходилось людям выходить на улицы и идти или ехать к тем, с кем хотелось поделиться невероятными известиями. И очень часто львовяне в этот день знакомых дома не заставали, те сами ушли делиться узнанным.

В рассказах нечисть размножалась с пугающей скоростью. О ее появлении уже не в одной башне, а во многих, если не во всех, говорили, как о безусловной правде. Кто-то вспомнил вой собаки (собаки ли?) на кладбище, кто-то пророчества местного юродивого… Обреченность бургомистра и всего магистрата на вечные муки в геенне огненной доносилась, как неоспоримая истина. Уровень испуга и взвинченности горожан быстро достиг взрывоопасной черты. Люди стали искать, на ком бы выместить свои отрицательные эмоции.

Удачным день оказался для казацких снайперов. Засев вокруг города в разнообразных укрытиях от дождя, они выцеливали на стенах неосторожных. Обычно таких было немного, воины и ополченцы города Льва быстро осознали опасность, угрожавшую от запорожских стрелков. Но в этот день на стены почему-то полезли попы с причетом. Увы, верующие в Бога сечевики не видели греха в убийстве человека в рясе. Расстались с жизнью или получили смертельные раны пять священнослужителей (три ксендза, униатский и православный попы) и несколько их помощников. Попытка освятить немедленно не только основания, но и верх стен провалилась.

Меткость казаков больно аукнулась православным львовянам. В нескольких католических храмах прихожане, собравшись в толпу, шли громить православные кварталы, не без основания подозревая их жителей в симпатиях к бунтовщикам. И власти вмешиваться в это безобразие не спешили, давая возможность испуганным и озлобленным людям выместить свои эмоции на ненадежных горожанах. Несколько десятков человек погибли, многие были жестоко избиты, немалое число женщин и девушек пытались подавать в суд, требуя наказать насильников. Без толку, естественно, православных религиозная терпимость Речи Посполитой не касалась.

В таких городах, как Львов, бургомистрами дураки редко становились. Сделал выводы из произошедшего и Ян Алембек. Рассказ Хофмайера, донесения стражников и городских чиновников убедили его, что затягивание осады может стоить ему не должности, а жизни. Уж лучше выгрести всю львовскую казну и хорошенько потрясти местных богатеев, но убрать от города бунтовщиков. Если проклятые запорожские колдуны нашлют на стражу нечисть, люди могут и не выстоять. Деньги еще можно нажить, а жизнь Господь человеку дает один раз.

* * *

Осаждающим приходилось пока терпеть куда большие трудности. Холод и сырость стали косить их ряды не хуже вражеской картечи. Не хватало теплой одежды, появились проблемы с доставкой продовольствия и корма для скота. Из-за постоянно моросящего дождя резко ухудшилась санитарно-гигиеническая обстановка, тащиться для оправки куда-то на край лагеря под льющейся с неба водой, да если тебя морозит… Богдан ломал голову, как выбить из горожан выкуп за прекращение осады?