Читать книгу "Стратегия исхода - Дуглас Рашкофф"

Как водится, Софи заказала у Силвермана упаковку коричных рогаликов, и моего прибытия ожидало целое блюдо резиновых плюшек. Шмуэль по обыкновению корпел над линованной бумагой – готовился к проповеди, раскидав вокруг тома Мидраша, а мы с сестрой на другом конце стола поглощали рогалики.

– А о чем ты будешь говорить, пап? – спросил я.

– Тебе правда интересно, Йосси?

– Конечно. Расскажи. Про Песах, да? – Отец порадуется, что я назвал Пасху по-еврейски.

– Ты раньше никогда не интересовался.

– Раньше чего? – Можно подумать, я не понял.

– Папочка, я хочу послушать, – взмолилась Мириам.

– Очень хорошо, – сказал Шмуэль и отложил ручку. – Я буду рассказывать, почему Господь не позволил Моисею войти в землю Ханаанскую. Помните, почему?

Я вообще-то терпеть не могу, когда отец с нами беседует точно с иешивскими школярами. Но в тот день меня его снисходительность грела.

– Недостаток веры, кажется? Или нарушение закона?

– Близко, Йосси. Из-за веры Моисея, но больше – из-за старости.

– Как это? Он был слишком стар? Они же там жили, типа, лет по четыреста.

– Не преклонный возраст. Старое мышление. – Шмуэль уже привычно ораторствовал. – Народ Израилев в пустыне, у Хореба. Исход. Они устали, больны, голодны. Что хуже всего, они хотят пить. «Зачем ты вывел нас из Египта – чтоб мы умерли от жажды в пустыне?» – спросили они Моисея. Первая еврейская шуточка: «С тем же успехом мы могли умереть и в Египте, но там у нас хоть была бы вода!» И Господь сказал Моисею воздеть жезл и ударить по скале, и явится вода. Моисей так и сделал. Стукнул жезлом по большой скале, и хлынула оттуда вода для народа и для скота.

– Ну правильно, Моисей все время же такие чудеса творил?

– Моисей заставил расступиться Мертвое море, – сообщила Мириам.

– Красное море, – нежно поправил Шмуэль. Как они будут за ней ухаживать, когда его выпрут, подумал я. Наверное, я смогу помочь, если позволят.

– Но затем, – продолжал отец, – годы спустя, люди снова закричали на Моисея: «У нас нет воды. Мы наверняка умрем от жажды». И Господь сказал ему: «Пред всем народом обратись к скале, и из нее польется вода». Но Моисей не послушался Господа. Не заговорил со скалой. Нет – он воздел жезл и дважды ударил по скале. И хлынула вода, как и в первый раз.

– Ну и что такого? – спросил я. – Проверенный метод.

– Он, конечно, подействовал. Но Моисей сделал не так, как повелел Господь. И Господь сказал ему… – Шмуэль полистал записи. – И сказал Господь: «За то, что вы не поверили Мне, чтобы явить святость Мою на глазах у сынов Израиля, не введете вы собрание это в страну, которую Я дал им».

– Скажем прямо, довольно круто. Молотить жезлом по скале – все равно нехилый акт веры. Кроме того, это уже срабатывало. И к тому же на него, судя по всему, сильно давили.

– Но Моисей основывался на собственном опыте, а не на слове Господнем. Не верил, что одни лишь слова его откроют воду.

– И Господь на него разозлился? После всего, что Моисей сделал?

– Я бы не сказал, что Господь разозлился, – задумчиво ответил Шмуэль. – По-моему, он не столько проверял Моисея, сколько пытался ему что-то доказать. Что Моисей не из того поколения, которое может привести народ в новые земли. Что он все понимает по-старому. Мощь жезла понимает, а мощь слов – нет. Поэтому он не мог вести за собой молодежь. Он не из них.

– Проблемы с апгрейдом, видимо. – Я пытался пошутить. Я понимал: отец о себе говорит. Готовит прощальную речь.

– Объясни, – невинно попросил он.

– Ну, существующие системы, они… Когда требуется новая программа, она… – Я не понимал, как ввести его в курс дела.

– Вот поэтому я в некотором смысле вроде Моисея, – улыбнулся он. – Ты мне даже не можешь объяснить, чтоб я понял, что в этой твоей виртуальной голове творится.

– Да нет, пап, правда…

– Не переживай, Джейми. Ничего страшного. Просто, значит, пора двигаться дальше.

– Пап, тебя не уволят. Мы все разрулим. – Он назвал меня американским именем. Значит, совсем пал духом.

– Порой приходится доверять тому, что дает нам жизнь. – Шмуэль потянулся к блюду с рогаликами. Я передал блюдо через стол. Отец взял рогалик, съел, мелко кусая. – Я понимаю, из-за твоей работы я жестко с тобой обошелся. Из-за твоего выбора.

– Вовсе нет, – соврал я. – Ты пытался меня поддержать.

Мама – наверняка из кухни слушала – встала на пороге, чтобы слышать лучше.

– Нет, я совершенно тебя не поддерживал. – Шмуэль покачал головой. – Не как Моррис. Но не потому, что я тебе не доверяю. Просто мне непонятно. Все эти разговоры про сети, про деньги, про бизнес. Они меня пугают, потому что я не понимаю.

– Но они и должны пугать, пап. Это жуткие вещи. Я бы не обрадовался, если б ты с ними смирился, как дядя Моррис. Никто не знает, куда все катится. И ответственных нет.

– Ты ответственный, Джейми. С этим мне приходится смириться. – Он оглядел разбросанные книги. – Иногда я думаю, Тору писали для родителей. Или для раввинов.

Я хотел немедленно сознаться отцу во всем. Что я впутался во что-то неуправляемое. Что я ел яйца молодого бычка. Что я вот-вот продам друзей с потрохами. Что я помогу Тобиасу Морхаусу запустить сайт торгов, гипнотизирующий юзеров, чтобы те больше торговали. Что я – в банде рыночных фашистов, которые выжимают деньги из самого человечества. Но я не успел и рта раскрыть – позвонили в дверь.

– Кто-то пришел! – крикнула Мириам и побежала открывать.

– Наверно, Эпштейны, – сказала Софи и ринулась вслед за дочерью.

Таких, как Эпштейны, в раввинских кругах называют «возвращенцами». Богатство, скука, экзистенциальное отчаяние после смерти матери мистера Эпштейна – и эти двое вернулись к религии своей юности, надеясь обрести единение с чем-то более подлинным, нежели квазиантичные фасады универмага «Сипорт» на Саут-стрит. Сорокатысячным пожертвованием на реставрацию синагоги они купили места в совете, и Шмуэль рассчитывал, что их приверженность традиционным ценностям добудет ему несколько голосов.

Но возвращенцы без собственных проблем не возвращаются.

– Добрый день, добро пожаловать! – приветствовала их Софи.

– Шалом, ребецин, – сказал человек лет сорока. – Шалом!

– О, ну конечно, Марк, – поправилась Софи. – Шалом.

– Вообще-то, – сказал он, целуя мезузу на дверном косяке, – я решил отныне зваться еврейским именем. Мейер. Мейер Эпштейн бен Моше вэ Ривка.

– Как замечательно, – Софи захлопала в ладоши. Мама знает, как себя вести. – Шалом, Мейер Эпштейн.

– С моей женой вы знакомы. – И Мейер церемонно представил: – Шошана Ирит.