Читать книгу "Журавль в клетке - Наталия Терентьева"

– Скажу жене, что видел вас, так она будет жалеть весь год, что не поехала сегодня на дачу. А кстати, вы когда уезжаете?

Мы переглянулись.

– Так мы не торопимся… – за всех ответил Соломатько.

– И Новый год здесь будете встречать?

– Не знаю, – быстро проговорила я. – У меня еще дела есть… гм… в городе…

– Ну, если что – милости просим к нам…

Я точно видела, что соседу было не очень удобно – наверно, он хотел по-свойски спросить и про остальных членов семьи Соломатька, но не стал.

Минут через двадцать Сергей Петрович поднялся и откланялся, пообещав еще зайти.

– В любое время, Сережа, всегда рады! – засмеялся Соломатько и оглянулся на нас с Машей.

– Это ты его позвал? – грозно спросила Маша, когда Соломатько вернулся с улицы, проводив соседа.

– Ага, я, дочка. И попросил санкцию прокурора на твой арест. Сергей Петрович вон в том домике живет – видишь, из трубы дым идет. Я же не виноват, что у меня сосед – полковник милиции, правда? Он сказал, что ты на меня похожа, слышала?

Соломатько снова попытался приобнять Машу. Та дернула плечом:

– Ты считаешь, это для меня большое счастье?

– Я считаю… – Соломатько отпустил Машу и сел в плетеное кресло у окна. – Я считаю… Ничего я не считаю, дочка моя Маша…

Он потянулся и взял со стола листы бумаги, на которых Маша рисовала, очевидно, в то время, пока мы обсуждали с ним, приятно ли мне быть известной на всю страну. Маша сложила руки на груди и наблюдала, как Соломатько рассматривает ее рисунки.

– А я и не знал, что ты так замечательно рисуешь…

– Ты ничего обо мне не знал, ведь так, папа? – кротко улыбаясь, ответила Маша и сжала губы.

– Интересно как… Необычно… Сюжетные рисунки… А вот это кто? Я, да?

– Просто Машка так мысли свои записывает, с самого детства… – пояснила я. – Когда думает о чем-то, то рисует.

Соломатько поднял на нас глаза. Мне показалось, что они мгновенно увлажнились.

– Ты помнишь мои блокноты? Я покачала головой:

– Нет, наверно… Нет, не помню.

– Ну как же! Я раньше тоже так делал… Только рисовал плохо… А Маша хорошо рисует… Вот это, похоже, действительно я, мордатый только уж очень… А это ты, свет Егоровна… Тонконогая лань… А это и сама Маша, умница-красавица, только что-то очень растерянная…

– Так! – Маша быстро выхватила у него стопку листочков, которые он собрал со стола. – Не надо в мои мысли лезть! И никакая я не растерянная!

Соломатько попытался переглянуться со мной, но я отвела глаза. Он вздохнул:

– Ну ладно. Ведите тогда под конвоем обратно, в мою комнату. Хочу уединения. Сколько можно перед вами выплясывать!

Маша растерянно посмотрела на меня. Я пожала плечами. Соломатько неожиданно пришел на выручку. Он заложил обе руки за спину, как дисциплинированный пленник, наклонил голову вперед и пошел к двери. Я обратила внимание, что шаг его чересчур уж тверд. Рюмочки три он успел пропустить, это точно. Меня бы они свалили, но для него, я думаю, были лишь поводом подтянуться.

– Егоровна, обед через полчаса. Можно и чай с сухарями, но только что-нибудь горячее, а то назакусывались с Петровичем… Маш… – Он обернулся к Маше, напряженно стоявшей у большого, во всю стену, окна веранды. – Ты… – Он хотел что-то сказать, но, натолкнувшись на ее жесткий взгляд, осекся и произнес только: – Хорошо смотришься… гм… на моей даче.

Я лишь развела руками. Переговорить и переиграть Соломатька – исключено, пьяного, трезвого – неважно. Его хитрый изворотливый ум, способность быстро и гибко менять планы, внимательное изучение противника – все это гарантировало ему победу практически в любой, самой сложной ситуации. Так было со мной, по крайней мере.

– Правда? – Маша вскинула брови. – А я хочу понять, как ты смотришься в моей жизни, понятно? Иди, никто тебя пока не отпускал.

Соломатько, усмехаясь, пошел-таки в свою комнату.

Я обернулась к Маше:

– Маш. Надо заканчивать все это.

– Да, – задумчиво кивнула мне Маша. – Да, мама.

* * *

Я ожидала, что Соломатько как-то прокомментирует эти события, когда мы останемся одни, но он лишь сказал:

– Не волнуйся, Петрович – хороший мужик. Без всяких подводных там, знаешь… Если бы хотел вас арестовать, уже бы арестовал. Да… Я вот, знаешь ли, все думаю… Видишь, как вы во всем правы… Да-да-да…

Он заговорил, и я поняла – он не успокоится, пока не услышит ответ на свой вчерашний вопрос. А я-то думала, что ловко свернула разговор. Похоже, он теперь все больше и больше будет валить на меня и выдуманное им сиротство Маши, и ее отношение, плохое отношение, к отцу, и все, что произошло в нашей жизни за последнее время.

– Так скажи-ка мне все ж-таки, Егоровна… Ох, наслаждаюсь, глядя на тебя!

Соломатько действительно с большим интересом наблюдал за всеми сомнениями, наверняка сейчас отражавшимися на моем лице – собственно, как обычно. Меня за это очень ценят на работе – за выразительное лицо. Разговаривая с идиотом, я не могу смотреть на него, как на умного – говорят, получается очень забавно. Все смеются, но герою не обидно – он же видит мои честные и доброжелательные глаза и чувствует, что мне интересно слушать то, что он говорит… А я действительно всегда менее критично настроена к нашим героям, чем наши редакторы, готовящие для них каверзные вопросы.

– Поступила ты тогда, – продолжал тем временем Соломатько, – много лет назад, смело и романтично, хорошо, что тебе хватило на это денег. Денежки-то откуда появились, а? Вот так сразу? Ты же в телевизоре гораздо позже блистать стала, правда?

– Это допрос?

– Это попытка понять нашу жизнь, Егоровна. Извини за банальный слог.

– Хорошо. Ты прав. Мне нужна была материальная база, чтобы решиться на столь важный шаг. – Я замолчала. Как интересно: а ведь я для самой себя никогда так четко это не формулировала.

– И?.. – Соломатько смотрел на меня крайне заинтересованно.

– Ты помнишь, кстати, как моя настоящая фамилия?

– Да уж помню. И все жду захватывающего рассказа, как из иностранки Алударите ты превратилась просто в Филиппову.

– Филиппова – мамина фамилия, мне она больше понравилась для…

– Сценического образа анемичной блондинки с таким вот взглядом… – Соломатько показал мой взгляд.

Я кивнула:

– Ну да. Очень смешно.

– А я думал сначала – ты замуж вышла, когда фамилию услышал другую…

– Обрадовался? – спросила я, сама не зная на какой ответ рассчитывая.