Читать книгу "Роксолана. Королева Востока - Осип Назарук"

Из раздумий его вырвали собственные слова, которые вырвались совершенно неожиданно даже для него:

— Как завоеватель я понимаю души завоевателей. Ты получила мой гарем, поэтому, говорю тебе, попробуешь получить государство.

Говорил он так, будто любопытство в нем побеждало все остальные мысли и чувства.

Она не поняла сразу и ответила по-женски:

— Ты увидишь, что я не во зло тебе забрала твой гарем! А государство… Как же я смогу получить его?

— Ты захочешь знать все государственные тайны наперед, начиная с первой: не мешай честным людям работать.

— Государственные тайны? — спросила она, и ее глаза засияли как у ребенка, увидевшего красивую игрушку.

— Да! У государств есть свои секреты, как и у спутника жизни, — сказал он, глядя ей в глаза.

Она не спрашивала, что это за тайны и секреты, ведь она и так преисполнилась радостью, осознавая свою победу над гаремом, и не хотела тревожить мужа своей ненасытностью. Но про себя она уже перебирала воспоминания и мысли о могуществе при первой встрече с ним. Она сплетала их с тем, что он сейчас сказал. Ей казалось, что за этим первым свершением должно прийти второе, третье, десятое. Как? Она еще не знала. Но слова мужа не покидали ее сознание. «Государственные тайны! Они наверняка найдутся в войске и на войне», — сказала она себе.

Она твердо решила когда-нибудь увидеть войну — там ярче всего должен пылать кровавый кристалл власти.

Решила ждать случая, который даст ей эту возможность. Она знала, что война страшна. И слышала она достаточно, и сама пережила татарский набег. Она поняла, что ей хотелось бы увидеть войну вблизи, даже изнутри.

Наконец, в голове у нее настало просветление, как в церкви на Пасху. Ведь этот случай наверняка дал бы ей возможность увидеть также прекрасный Запад, про который так красиво рассказывал Риччи в школе невольниц в Крыму! Где он теперь? Где может быть Клара? Ирина? Мать и отец…

Ей стало стыдно, что она редко вспоминает о них, между тем, они были так добры к ней… Дважды она посылала с купцами разведчиков в Польшу, чтобы узнать, что с ними случилось. Но купцы лишь привезли весть о том, что все слухи о них исчезли. Что же ей еще было делать? Теперь все ее мысли были поглощены сыном и войной. Кровавый кристалл власти, который лишь раз сиял перед ней, пленил ее навсегда.

Она думала, что необходимо сначала увидеть и понять этот кристалл, чтобы им овладеть. Думала до утра.

* * *

На другой день султан лично приказал привести к себе евнуха Хассана и выслушал его без свидетелей. Хассан все время трясся, как осиновый лист. И все повторял:

— Все неправда! Это великий визирь мне сказал так говорить.

— Зачем же ты говорил это, если знал, что это неправда?

— Визирь сказал.

— Значит, ты знал, что это ложь:

— Знал.

— Почему же ничего не говорил об этом?

— Визирь сказал.

— И пообещал деньги?

— Пообещал.

— Поэтому ты так и говорил?

— Да. Но я больше не буду.

— Конечно, не будешь, — закончил султан допрос.

Вечером евнуха зашили в мешок и понесли топить в Босфоре. Он даже в мешке кричал:

— Это неправда! Это великий визирь Ахмед-баши сказал мне говорить так! И обещал за это много денег и дом в Скутаре!..

— Там деньги посчитаешь, — сказал один из янычар, топивших его. Вспенилось море, но только круги пошли по воде после… Так погиб Хассан, евнух Роксоланы.

И так закончились крестины султанского сына Селима.

* * *

Хасеки Хюррем приказала, чтобы ей подробно рассказали, как топили Хассана. И после несколько раз она ходила на место его казни. Еще долго потом беспокоил ее черный Хассан: снился ей считающим золотые на дне моря, на мелком песке среди красных кораллов…

А кристалл власти над гаремом уже был в ее руках! Теперь перед ней простиралось целое море, кристально чистое и красное как кровь… Солнце над Стамбулом садилось в таком кровавом закате, что правоверные мусульмане стояли удивленные и молились всемогущему Аллаху об отвращении несчастий от рода падишаха. Все верили, что его горе было бы горем для народа и государства.

* * *

Как продемонстрировать всему двору султана победу над гаремом? Об этом думала теперь султанша Эль Хюррем. Она хотела сделать это как можно более аккуратно, но и выразительно. Разные мысли приходили ей на ум. Она отобрала две. Послала своего учителя в совет улемов, имамов и хатибов с сообщением о том, что она начинает строительство величественной святыни во славу Аллаха.

— Да благословится имя ее, как имя Хадиджи — жены Пророка, — сказал, услышав эту новость, старый Пашазаде, с которым все науки когда-то уйдут в могилу. За ним весь высокий совет ислама повторил эти слова, обращаясь к Мекке.

Тогда молодая султанша Эль-Хюррем дала знать прислуге султанской кухни, что лично будет следить за ней. Никто не верил, что такое возможно, ни ее служанки, переведенные на кухню, ни работавшие там люди.

Но любимая жена султана действительно пришла в скромном белом платье, без украшений и в белом фартуке.

Даже казнь великого визиря Ахмед-баши не вызвала такого переполоха, как это событие. Весь сарай словно загорелся! Громко начали говорить про уязвленное достоинство жены падишаха. Перепуганный Кизляр-ага сообщил об этом самому падишаху. Вечером же к султану пришли специально вызванные Пашазаде и Пашкепризаде.

Султан Сулейман позволил им сесть на диван и долго молчал. Не знал, что говорить сначала. Наконец сказал:

— Вы можете себе представить, по какому делу я вас вызвал?

— Кажется мы знаем, в чем дело, — Кемаль Пашазаде.

— Что же вы скажете на это? Бывало ли подобное у меня в роду?

— Давным-давно твоя мудрая прапрабабка, жена султана Эртогрула, сама доила кобылиц для своих детей и сама готовила пищу своему мужу — пекла и варила. В том, что делает султанша Эль Хюррем, нет ничего постыдного, — ответил Кемаль Пашазаде.

Пашкепризаде повторил за ним:

— Давным-давно твоя мудрая прапрабабка, жена султана Эртогрула, сама доила кобылиц для своих детей и сама готовила пищу своему мужу — пекла и варила. В том, что делает султанша Эль Хюррем, нет ничего постыдного.

Султан вздохнул. Он уже по опыту знал, что борьба с суевериями и привычками людей тяжела. Знал, что временами легче взять сильнейшую крепость, чем изжить один предрассудок, если больше не на что опереться в прошлом.

Вскоре, во всех мечетях Стамбула стали славить жену Эртогрула, ставя ее в пример всем женам правоверных мусульман. Возмущение, которое начало подниматься в связи с нравами молодой султанши, превратилось в восхищение и уважение. Ведь образ мыслей любого народа изменчив более, чем волна на морском просторе. Благословенны те, что противопоставляют ему свою мысль и свое дело, ощущая свою правоту и почитая законы Божьи.