Читать книгу "Маска резидента - Андрей Ильин"

Жить там, будучи в бегах, комфортней, чем в родном отечестве, но вычислить человека легче. Он сам на себя наведет. Просьбами о политическом убежище, выступлениями, интервью, воспоминаниями. Тут без шума не обойтись. Будь он работником известных на Западе разведывательных и контрразведывательных структур, его, может быть, и приняли бы, и переправили в неизвестном направлении тихо, без ненужного ажиотажа. А так надо еще доказать, что ты сверхсекретный агент, что такая служба не плод твоего больного воображения и что ты в связи с этим нуждаешься в особой охране и заботе. Тут, во время публичных покаяний, тебя коллеги и отыщут.

А как насчет морального фактора? Как ни крути, побег — это измена. И дело даже не в патриотизме. Придется, неизбежно придется (кто ж там будет оберегать молчуна?) заложить своих коллег, знакомых, сослуживцев, подчиненных. А это значит как минимум лишить их работы, пенсии, благополучного человеческого существования. Кому нужен засвеченный агент? А может так статься, что и подвести под смерть.

Что останется Конторе, как не любым способом концы прятать, доказывая свое в природе отсутствие и психическую несостоятельность политического беглеца. Ну, сошел человек с ума, нагородил с три короба глупостей — неужели все за чистую монету принимать? Так в любой психиатрической лечебнице любой маниакальный больной вам больше нагородит. Что он, например, агент марсианской армии вторжения в чине капрала и назначен временно исполнять обязанности начальника Земли. И что, по этому поводу политические заявления делать?

А пока идет дипломатическая, на уровне нот и опровержений, дискуссия, Контора будет вычищать одного за другим людей, одним своим физическим существованием подтверждающих правдивость показаний беглеца. Если нет Конторы, то откуда взяться ее работникам? Нет таких людей! Не рождались они, не жили, кроме как в бредовом сознании сбежавшего из психушки сразу за границу больного.

Ну так как же? Не заболит душа — променять одну свою смерть на дюжину близких товарищей? По-людски это будет? И жестокость Конторы здесь ни при чем. Заказ на смерть она не давала — она приняла его у предателя. Он сам своим поступком определил и утвердил расстрельные списки. Он знал, что последует после его перехода на противную сторону. Истинным судьей был он, Контора — только исполнителем.

Но главное, заграница — это когда за границей, а до нее, до границы, еще добраться надо, ее еще надо умудриться пересечь! Вообще-то для знающих людей это не проблема. В обычные дни. Но не в особом режиме охраны, который обеспечит Контора. При таком не имеющем прецедента ЧП — попытке ухода Резидента за пределы страны — будут задействованы самые высокие кураторы, которые нажмут на самые важные рычаги.

Министерство обороны выделит дополнительные силы из состава войск приграничных округов — расставит вдоль контрольно-следовой полосы в пределах прямой видимости солдатиков с автоматами: стой, бди, если что — стреляй, попадешь — отпуск, не попадешь — гауптвахта. Милиция и безопасность нашпигуют всю приграничную полосу — дороги, вокзалы, порты, платформы, магазины, гостиницы, сортир и пр. шпиками.

Контрразведчики зашлют в сопредельные государства агентов слежения с целью выявить объект по ту сторону госграницы. А уж коли выявят, то либо уничтожат, либо вернут обратно. На тот случай будет заготовлено роскошное, леденящее душу дело о сексуальном маньяке, изнасиловавшем и убившем три десятка женщин, детей и собак. Вот фотографии жертв, вот показания свидетелей, вот, если мало, собственноручное признание сбежавшего из-под стражи подозреваемого, и подпись, между прочим, не липовая, а самая натуральная, на тот случай мы еще в учебке расписались на двух десятках чистых листов бумаги. А вот в довесок коллективные протесты представителей рабочего класса, крестьянства и затертых между ними прослоек интеллигенции и духовенства. Все возмущены, все требуют возвращения и справедливой кары! Как такого не выдашь обратно в пределы родины, не растревожив общественного мнения своей страны и щепетильных международных организаций? Точно так все и будет. Ну, может, чуть менее глобально, но это не значит, что менее результативно. Найдут нужного человека, хоть дома, хоть за пределами, схватят за лацканы и потащат на правый и скорый суд.

Нет, некуда деваться Резиденту, кроме этой случайной приятельской дачки. Оттого и такая убогость фантазии на тему спасения. Слишком он хорошо знает возможности Конторы. Он ведь Резидент, а не какой-нибудь второсортный агентишка. Он вперед на десять ходов считает. И каждый тот ход сулит ему необратимую смерть. Нет больше Резидента — списан в расход!

А вот я пока еще есть, и, если хочу быть и дальше, надо мне от обреченного коллеги делать ноги так, чтобы подошвы земли не касались! С этого места нам не по пути. Ему туда, а мне отсюда. И чем скорее, тем лучше! Проверить брелок на наличие в нем дискетки, задать пару очень интересующих меня вопросов и, дождавшись темноты, отбыть восвояси. Так определил я очередность действий. Хотелось бы начать с последнего пункта, но дискетка, черт бы ее забрал, важнее жизни, а ответы на вопросы стали важнее дискетки. Уж так повернулись обстоятельства. Ничего не попишешь.

Хорошо бы еще вызвать кое-какую попутную, гарантирующую меня от попадания в случайную засаду информацию. Резидент лучше, чем кто-либо, знает повадки своих людей и может разработать более безопасный маршрут эвакуации. В последнем, думаю, он не откажет. Зачем ему моя смерть? Если бы он хотел от меня избавиться, он сделал бы это еще там, в квартире. А он таскает меня за собой хвостом, рискуя получить пулю в спину. С его стороны это серьезная заявка на доверие. От планов взаимного уничтожения мы, кажется, отказались? Или это только кажется?

Я посмотрел, где его оружие. Оно лежало на тумбочке возле двери. Я занял позицию между тумбочкой и Резидентом. Теперь я доверял ему еще больше. Если бы я мог его связать, мое доверие было бы безграничным. Не мог я не подстраховаться. Хотел бы, да не мог! Воспитание не позволяло!

Резидент, иронично усмехаясь, доставал из стенного шкафчика консервы и хлеб. Все он понял, и телодвижения мои оценил правильно, и пистолет положил подальше от себя специально, чтобы оберечь мои расшатанные в беспрерывной борьбе за сохранение жизни нервы. Он опять подставлялся. Он опять вел игру. А я участвовал в ней на правах статиста.

Вот только не изменит ли он ее, услышав заданные мною вопросы? На этот случай я предпочитаю, чтобы у меня был ствол, а у него консервный нож да стол. Тогда беседа пройдет в гораздо более теплой и непринужденной обстановке.

Но беседа, по крайней мере так, как ее планировал я, не состоялась. Резидент ответил на мои вопросы до того, как я их задал.

— Выбраться отсюда я тебе помогу. Это самое простое. «Раз», — посчитал я.

— Человека в Центре указать не смогу. Это невозможно, и к этому вопросу лучше не возвращаться. Все равно ничего не выйдет.

«Два», — сказал я сам себе.

Точнее, минус два. Если сказал, что будет молчать, я не вырву из него признания даже каленными на огне клещами. Правда, непонятно, зачем тогда он оставил мне дискетку. Ладно, об этом после. Оставался главный пункт моего короткого перечня вопросов. Без ответа на него все прочие, по крайней мере для меня, теряли свою значимость. Резидент молчал, размазывая по засохшим кускам хлеба жир и мясо из тушенки. Полевой курсантский завтрак. Как в былые времена.