Читать книгу "Загадка о двух ферзях - Антон Кротков"

Так что не слишком сведущие в столичных делах провинциалы оставались последней надеждой некогда непобедимого профессионала. Как состарившийся и потерявший мужскую силу Казанова, больше смерти страшащийся разоблачения, почти соблазнив женщину, в последний момент сбегал от нее на пороге спальни, так и этот благородный муж вынужден был прибегать к уловкам из арсенала своих бывших подзащитных.

Адвокат заставил отца Сержа влезть в огромные долги ради спасения сына, а потом за неделю до суда симулировал внезапный приступ почечных колик и укатил в Баден-Баден на минеральные воды, оставив дело на своих помощников. У Сержа и его близких не осталось надежды на благоприятный исход дела.

Глава 17

Я знаю, что вы невиновны! – объявил неожиданный посетитель Сержу, едва переступив порог его тюремной камеры. – Иначе ни за что не пришел бы сюда.

Это был полковник Игнатов. Узник был рад гостю и особенно его словам. Он благодарно пожал протянутую ему руку.

– Спасибо, полковник. Немногие теперь продолжают верить в мою непричастность к этому преступлению.

– И тем не менее вы невиновны, – убежденно повторил визитер, но лицо его при этом оставалось озабоченным. – Однако этот фон Кнопс обложил вас уликами, как медведя в берлоге. Несколько человек готовы на Библии поклясться, что видели вас в ту ночь вблизи от места преступления. Ваше же алиби может подтвердить лишь эта молодая женщина из салона госпожи Мэри.

– Она моя невеста! – с вызовом вскинул голову Серж.

– Тем хуже для вас, – сочувствующе посмотрел на него гость и тут же поспешил объясниться: – Не поймите меня превратно. Я далек от предрассудков и ни в коем случае не осуждаю ваш выбор. Но, откровенно говоря, ее показания стоят недорого. Господа присяжные заседатели вряд ли поверят беспаспортной проститутке, которая к тому же состоит в близких отношениях с обвиняемым.

Узник снова хотел возразить, но промолчал, осознавая правоту полковника. В глубине души Серж и сам понимал, что показания Лизы ему вряд ли помогут. Но человеку свойственно цепляться за собственные иллюзии. Однако по мере того, как полковник продолжал говорить, юноша все острее осознавал, что никакого спасения нет.

– Конечно, хороший защитник иногда может сотворить чудо, – со знанием дела рассуждал гость. – Но насколько мне известно, ваш распрекрасный адвокатишка просто сбежал, бросив вас на произвол судьбы. И как только этой каналье до сих пор позволяют практиковать!

Полковник внимательно наблюдал за Сержем, стремясь поймать тончайшие оттенки пробегающих по лицу собеседника эмоций, оценить, как он реагирует на очередной аргумент. Говорил Игнатов ровно и спокойно, как человек, который невозмутимо ведет дело к намеченной цели:

– В то же время, по моим сведениям, барон дал крупную взятку вашему следователю и наверняка попытается подкупить прокурора и большую часть присяжных. Похоже, у него на вас зуб, раз он так швыряется деньгами.

Полковник замолчал. Не сводя глаз с Сергея, он выжидал, давая юноше возможность в полной мере осознать свое бедственное положение. Умение держать паузу именно столько, сколько необходимо, было частью его богатого профессионального арсенала.

– Как офицер офицеру должен сказать вам прямо, – с сожалением заключил полковник, – имея такую диспозицию перед сражением, победить почти невозможно.

Серж впервые позволил себе заговорить с неприязнью:

– Но если вы знаете наверняка, что барон шельмует, то, как порядочный человек…

– Должен принять меры, – закончил его мысль полковник и помрачнел. – К сожалению, доказать что-то будет очень сложно. Барон очень богат и влиятелен, а деньги и связи решают многое.

– Неужели в нашем отечестве никак нельзя добиться беспристрастного объективного правосудия? – в сердцах воскликнул Серж.

– Есть один способ, – сообщил собеседник, впрочем, без особого энтузиазма. – Вас ведь еще не лишили офицерского чина. Так что вы вправе просить передать ваше дело из гражданского судопроизводства в военное. Только я вам не советую этого делать. Ведь в случае признания вины вам грозит не каторга, а расстрел.

В военных судах действовали другие правила. Осужденный преступник был лишен права подавать апелляции. Это была предельно жесткая система. Неудивительно, что большинство военных в условиях мирного времени всеми правдами и неправдами старались пойти под гражданский суд, а не под трибунал. Однако гордость несправедливо обвиненного офицера оказалась выше страха.

– Так я и поступлю, – заключил Серж после короткого размышления. – Если меня признают виновным, то уж пусть лучше благородная казнь, чем жалкое существование среди воров и убийц.

Посетитель кивнул удовлетворенно, словно ждал именно такого ответа. В задумчивости он прошелся пружинистым шагом от одной стены камеры до другой, затем подошел к приоткрытой двери и подозвал надзирателя:

– Сделай-ка нам чайку, Егорыч. Только своего, с мятой. Да чтоб не слишком обжигал.

– Тотчас сделаю, Арнольд Михайлович, – послышался из коридора хрипловатый голос. – Могли бы и не напоминать. Я ваш вкус еще не забыл.

Даже не видя надзирателя в узком дверном проеме, Серж по его довольному тону чувствовал, что старик отчего-то рад угодить этому человеку.

В ожидании, когда тюремщик вернется с чаем, гость присел на краешек нар.

– В действительности меня зовут Арнольд Михайлович Эристов, – зачем-то заново представился он собеседнику. – Полковник Игнатов – это оперативный псевдоним. У нас так полагается. Я служу в Охранном отделении Департамента полиции. Руковожу особым подразделением.

Серж слушал визитера с большим интересом. Его собеседник с первых минут знакомства показался ему человеком дела, не привыкшим разбрасываться словами и уж точно не склонным к спонтанным откровениям. Раз этот господин пришел сюда и заговорил, значит, хотел чего-то определенного.

Эристов стал рассказывать, что руководимая им группа борется с иностранными шпионами и внутренними врагами империи. Об этих враждебных силах поручик-гусар почти ничего не знал. Ему было известно, что революционеры подстрекают студентов, рабочих и крестьян к бунту, устраивают покушения на высших военных и гражданских должностных лиц, разлагают армию. Они убили царя-освободителя Александра II и многих честных слуг государства. Сержу эти господа представлялись мрачными, жестокими и коварными нигилистами, для которых не существует понятия Родины и вообще нет ничего святого.

Еще кадетом юношу учили, что «солдат есть слуга царя и Отечества и защитник их от врагов внешних и внутренних». На вопрос о том, кто такой враг внутренний, кадетам было положено отвечать так: «Это воры, мошенники, убийцы, шпионы, социалисты и вообще все, кто идут против государя и России».

А значит, должны быть и те, кто ведет постоянную войну с внутренними врагами. Их служба была окутана тайной. В таких людях, как Эристов, не было обычной офицерской прямолинейности и открытости. Они внушали уважение и даже какой-то непонятный почтительный страх. Почему и отчего – это было Сержу пока неясно. Но лично он никогда не хотел сменить гусарский ментик на плащ агента тайной полиции. И вдруг выяснилось, что Эристов явился к нему именно для того, чтобы сделать подобное предложение.