Читать книгу "Сотник и басурманский царь - Андрей Белянин"

Однако сказка не кот, чтоб её зазря за хвост тянуть. В общем, постучал казак в ворота резные, дубовые – отворились двери без скрипа. Шагнул на порог, а там темно да сыро, а из-под ног тока мыши серые так и прыскают. Подивился казак, усы подкрутил, глядь-поглядь, ан в конце коридора-то огонёчек светится! Пошёл туда, а двери за спиной сами собой закрываются, засовами лязгают, замками звенят, путь к отступлению отрезают напрочь!

Идёт себе казак, шаг печатает – козырёк с глянцем, походка танцем, портупея скрипучая, щетина колючая: небрит три дня, плохо… так везде ж без коня, пёхом! Доходит до большущей залы красоты неисписуемой: люстры горят хрустальные, стены повсеместно картинами изувешаны, посредине стол богатый, закусью разной щедро сдобренный, а в уголочке на табуреточках – чёрный гроб стоит!

– Здорово вечеряли, хозяева! – Поклонился казак, да тока не ответил ему никто. – А не будете ль в претензии, коли я от щедрот ваших слегка откушаю? Не пропадать же христианской душе под вечер без провианту, уж не объем небось…

Сел он за стол, перекрестился, да тока первую рюмочку водки налил, как гроб чёрный вздрогнул явственно. Пожал плечами казак, шашку на колени уложил поудобнее… В те поры слетает крышка гробовая об паркет с жутким грохотом, и встаёт из красного бархата красавец-мертвец типажу вампирского. Высок да строен, костюм ладно скроен, ликом бледен, недужен и два зуба наружу!

– Я, – говорит, – хозяин сего замка, бессмертный граф Дракула. Но ты меня покуда не бойся, можешь есть-пить вволю, я позднее ужинать буду…

– Благодарствуем, граф, – казак кивает. – А тока бояться тебя у нас резону нет. Вот она, шашка златоустовская, клеймёная – тока пальчиком помани, сама из ножон выпрыгнет!

– Ха-ха-ха! – демонически эдак граф хихикнулся. – Да разве ж мою бессмертность обычным оружием поразишь?!

– Ну попробовать-то можно?

– Изволь.

Подошёл к казаку граф Дракула, плащик чёрный с изнанкой красною распахнул, манишку белую предоставил, а сам глазом хитрым мигает насмешливо – дескать, бей-руби, казачина! А ить казака-то и самого интерес берёт – ткнул он графу в пузо тощее, шашка возьми да со спины и выйди. Стоит вампирская морда, хихоньки-хахоньки строит. Казак клинок назад потянул, а на лезвии, вишь, хоть бы капля крови – так, пыль одна…

– А всё потому, что кровью чистою я сам пропитаюся. И за то сила мне дана великая, могу одной рукой хоть пятерых казаков победить! – Взял граф со стола вилку железную да и скатал в ладошках в шарик ровненький. А сам всё ухмыляется. – Ешь-пей, гость долгожданный. Как ты закончишь, так и я начну…

Казак с силою спорить не стал – кто ж голым задом гвозди гнёт?! Налил с горя, налил ещё, а на третьей чарке водка кончилась.

Огорчился он:

– Что ж за гостеприимство такое? И полчасика не посидел, а уж выпить нечего?

– Как нечего?! – возмущается Дракула. – Вона вино, да коньяк, да пиво – пей, хоть залейся.

– Баловство энто всё! – поясняет казак. – Винцо слабое – хоть до утра пей, а ни в голове, ни в… С пива тока в сортир кажный час бегать, коньяки клопами да портянками пахнут, а вот нет ли водочки?

Осерчал вампир румынский, стакан хересу разбавленного хлопнул да и самолично из подвалу бутыль литровую принёс. Усидел её казак за разговором, ещё требует. Подивился граф, но спорить не стал – с двумя бутылями возвратился. Казак уж повеселее глядит, фуражку набекрень заломил, анекдотами похабными, турецкими, хозяина потчует. Час-другой, а и нет водки-то! Граф со стыда сам не свой, по щёчкам белёным румянец пополз зеленоватый – в третий раз побежал поллитру добывать! Спешит, спотыкается, вишь, до рассвету-то недалеко, а он всю ночь не жрамши. Один херес на пустой желудок, ить развезёт же…

А казак знай своё гнёт, он, может, последнюю ноченьку гуляет на свете. Так наливай, злодей, – за Русь-матушку, за волю-вольную, за честь казацкую! До краёв, полней, не жалей, всё одно помрём, чё ж скупердяйничать?!

Истомился граф, колени дрожат, кадык дёргается, изо рта слюнки бегут, на манишку капают…

– Не могу больше, – говорит, – сей же час крови чистой хоть глоточек да отведаю!

А казак после четырёх литров беленькой тоже языком-то натужно водит:

– Н-наливай, не жалко! Угостил т-ты меня на славу, ни в чём не перечил – потому и я тебя… ик!.. за всё отпотчую!

Сам, своею рукой, шашку вытянул да по левой ладони и полоснул! Полилась кровь тёплая, красная, густая, казачья прямо в рюмку хрустальную… Как увидал сие вампир Дракула, пулей к столу бросился, рюмочку подхватил, да и в рот! Так и замер, сердешный…

Глазоньки выпучил, ротик расхлебянил, из носу острого пар тонкой струйкой в потолок засеменил, а в животе бурчание на весь зал. Потом как прыгнет вверх да как волчком завертится! Сам себя за горло держит, слова вымолвить не может, а тока ровно изжога какая его изнутрях поедом ест, зубьями кусает, вздохнуть не даёт. Кой-как дополз до своего гроба чёрного, крышкой прикрылся и в судорогах биться начал, без объяснениев…

Помолчал казак, протрезвел, сидит как мышь, свою вину чувствует. Глядь, а за окошком, в щели узкие, уж и рассвет пробивается. Встал он тогда, руку салфеткой перевязал, к гробу подошёл, прощаться начал:

– Уж ты извиняй, светлость графская, ежели не потрафил чем. За хлеб-соль спасибо! А тока что ж тебя, горемычного, так-то перекорёжило?

– А не хрен стока пить, скотина! – из-под крышки донеслось истеричным голосом. – Я ить чистую кровь пью, а у тебя, заразы, опосля четырёх литров такой коктейль сообразовался – у меня аж всё нутро огнём сожгло! На три четверти – водка! Совесть есть, а?!

– И впрямь… нехорошо как-то получилось… – пробормотал казак, поклон поясной отвесил, да и пошёл себе – благо с рассветом и двери нараспах открылися.

А тока одну бутылку водки с собой втихаря приобмыслил. На всякий случай, вдруг ещё какой другой вампир по пути попасться решит. Ну а нет – так хорошей водочкой возвращение в края родимые отметить!

А граф Дракула, говорят, с тех пор тока кефиром и лечится и о казаках вспоминает исключительно матерно. Уж такой он малоприятный злодей, прости его господи…

Как казак девицу от слепоты излечил

В одном селе жила семья крестьянская. Ни богато ни бедно, ни румяно ни бледно, ни валко ни шатко: коровка да лошадка, курочка да овечка, изба да печка. И люди-то хорошие, а вот постигло их горе великое через дочь любимую. Уж такая была умница-разумница – и личиком сдобная, и фигурой удобная, и хоть всем мила, а себя соблюла…

Вишь, посватался к ней ктой-то из богатых, да, видать, по сердцу не пришёлся – отказала девка. Ну а парень разобиделся, дело ясное, так, может, и впрямь ляпнул чего сгоряча, а может, и дружки его недоброго пожелали… Да только утреннего солнышка на восходе девица уж не увидела – как есть ослепла!

Вот уж родителям слёз, соседям печали, а ей самой всю жизнь света белого не видеть, об пороги спотыкаться, ложку горячую мимо рта носить… И к лекарям в город её возили, и к знахаркам обращались, в святой церкви свечи ставили – ничто напасть злосчастную не берёт. Пропадай во цвете лет красна девица!