Читать книгу "Человеческий фактор - Виктор Пронин"

Катя Долгова, как верный соратник и к тому же главный бухгалтер, осталась еще на какое-то время объяснить дотошным журналистам экономическую сторону дела, а Долгов ровно в два часа отправился домой – перекусить, передохнуть, позвонить, договориться, в общем, текучки у него всегда хватало.

Михась с Аликом подъехали вовремя. Остановились возле почты, поскольку это место было удобнее всех прочих – там всегда останавливались машины по разным почтовым надобностям и машины эти не привлекали внимания – солдаты из ближайших лесов приезжали за письмами, частники подкатывали расплатиться за междугородные переговоры, мелкие бизнесмены отправляли посылки и бандероли, ну что говорить – удобное место. И опять же в двух шагах от того самого просека, где Михась с Аликом и сговорились подстеречь несчастного Долгова.

Тут же рядом, надо же такому случиться, остановилась машина «Скорой помощи», видимо, в одном из частных домиков старушке стало плохо – старички в основном доживали в почерневших от времени деревянных домишках со стеклянными верандами, с абажурами, когда-то радовавшими глаз розовыми кистями. Давно это было, кисти выгорели, абажуры посерели, но таился, таился в них все-таки теплый оранжевый свет, и хозяева не торопились расставаться с этой рухлядью, поскольку молодые влюбленные годы они провели за чаем, за вином, за танцами под этими абажурами, и светились они в той, прежней Немчиновке тепло и призывно. С этих веранд доносились звуки танго, песни о том, как солнце нежно с морем прощалось, и не догадывались нынешние старики и старушки, что солнце тогда прощалось не только с морем, оно и с ними прощалось, поскольку грянула война и мало кто вернулся, да что дурака валять, почти никто не вернулся.

Ну, да ладно, не будем о грустном, тут у нас дела повеселее намечаются – Михась с Аликом в кустиках присели, затвор передернули, перед этим по просеку прошлись на случай, если какие-то очевидцы некстати появятся, а всегда появляются некстати, тем они и отличаются от прочих нормальных людей, потому и живут меньше... А кому захочется, чтобы кто-то видел, как вы ведете прицельный огонь из кустов, как вы, неприлично взбрыкивая ногами, бежите к поджидающей машине. А у той уже мотор перегрелся от ожидания клиента, клиент же никак с бабой не расстанется, треплется у почты, и руками бабу трогает, и глазами ей улыбается, и предлагает что-то, и обещает, не знает, глупый, что не сможет он выполнить ни предложения своего, ни обещания, поскольку жить ему осталось только те минуты, которые он и потратит на эту вот молодую, румяную и смешливую. А она, случайная его знакомая, делает все, что в ее силах, чтобы продлить ему жизнь на эти вот несколько счастливых минут, потому что, стоит ему с ней расстаться, и не будет уже у него никаких минут. Высшие силы напоследок жизни просто подарили ему эту вроде бы случайную встречу с красавицей-продавщицей из соседнего магазина.

Ну, да ладно, это так, к слову...

К нашим героям такие рассуждения не имеют никакого отношения. Нежданно-негаданно вырвались слова откуда-то из подсознания, но раз уж вырвались, пусть живут, может, кому-то и понравятся, может, и сгодятся.

Едва Долгов вышел из железной калитки, врезанной в железные ворота его предприятия, едва он направился по проспекту Революции к злосчастному просеку, как из тени тихонько выползла и неслышно двинулась за ним невзрачная машина, на которую никогда в жизни никто не обратил бы внимания и теперь-то уж наверняка не обратит и не выделит ее из общего потока машин. Незаметно она жила до сих пор, незаметно и сойдет со своей жизненной трассы. Но сейчас, в эти мгновения, эта несчастная «Газель» была как нельзя кстати, именно такой она и должна быть, чтобы опять же не привлечь к себе внимания, пристального и недоброго.

В машине рядом с водителем сидел Иван Иванович Анпилогов с потрясающей своей, слепящей улыбкой – он чаще улыбался от волнения и неопределенности, нежели от радостного состояния организма. За спиной у Анпилогова пристроился некто Куксов – репортер, прохиндей и по совместительству поэт, который вознамерился написать потрясающий репортаж с места преступления. Тут же, чуть позади сидели человек с телевидения и прихваченный на всякий случай опер.

Да, все предусмотрел Анпилогов. Убийство должно быть оформлено по всем правилам, чтобы потом, когда кто-то хитрый и проницательный начал бы собственное расследование, чтобы ничего он не заподозрил и уж тем более не обнаружил, ничто не должно заставить его усомниться в собственной беспомощности, а если повезет, то и в собственном умопомешательстве. Все правильно, ребята, все правильно – беспомощность рано или поздно приводит к умопомешательству, а оно в свою очередь... Да, вы правы – умопомешательство приводит к полной беспомощности перед жизненными обстоятельствами.

Долгов шел, не торопясь, оглядываясь по сторонам и вроде бы даже прикидывая, с кем бы ему словечком переброситься, с кем бы о жизни потолковать. Но Анпилогов позаботился и об этом. Никто ему не встретился и никто от главного не отвлек. А сегодня главное для Долгова было вовремя выйти на просек, заросший крапивой и кленовым кустарником.

Анпилогов волновался.

Он вынул мобильник и набрал номер Михася.

– Наташа беспокоит, – сказал он, уже привыкая к своему псевдониму, уже чувствуя, что он ему даже нравится.

– Паша на проводе, – ответил Михась.

– Клиент на подходе.

– Мы на месте.

– Все в порядке?

– Как в танковых войсках.

– Минуты через две-три будет у вас.

– Понял.

– Не промахнись.

– Авось, – ответил Михась без улыбки, какая улыбка, ребята, какая улыбка, когда такое завертелось, когда такое навалилось.

– Не забудь про контрольный выстрел в голову.

– Авось, – повторил Михась, и на этот раз его голос дрогнул – то ли мыслишка опасливая промелькнула в его смятенных мозгах, то ли заподозрил что-то в словах следователя.

– Ни пуха! – сказал напоследок Анпилогов.

– К черту! – искренне ответил Михась и отключил связь.

Перед тем как с проспекта спуститься к просеку, Долгов некоторое время постоял, оглядываясь по сторонам, словно ожидая – кто бы его избавил от этой повинности, с кем бы ему подзадержаться и побыть еще немного на этом солнце, среди этой листвы, в этой жизни...

Но нет, никто не появился в этот полуденный час на проспекте Революции, и Долгову ничего не оставалось, как покорно спуститься по крутой дорожке на тропинку просека. Осознав, что отступать некуда, он пошел быстрее, как бы решив, что чем раньше все кончится, тем лучше.

Пройдя метров тридцать и уже повернув направо, уже с зыбкой надеждой, что опасность миновала, и сейчас, после поворота налево, он может вздохнуть спокойно, раздались выстрелы.

Сзади.

Один, второй, третий...

Долгов не притворялся, ему было не до этого, прозвучавшие в знойной тишине летнего полудня выстрелы парализовали его, он кажется почувствовал удары пуль в спину, ощутил страшную боль и, чтобы прекратить это истязание, с облегчением рухнул в траву.