Читать книгу "Женская логика - Виктор Пронин"

– Продолжим! – опять воскликнула Касатонова. – Уж если Леонид Валентинович не мог видеть мертвого Балмасова утром, значит, он видел мертвого Балмасова вечером! А утром ему во что бы то ни стало нужно было попасть в квартиру убитого, чтобы взять забытую зажигалку. И он добился своего – в квартиру попал, зажигалку изъял, зажигалку, которую, как он выразился, знает вся фабрика. Конечно, ему выгодны снимки вашего фотографа! На них шторы распахнуты – а это значит, что он мог увидеть труп в окно! На них нет зажигалки! Он во что бы то ни стало стремился первым ворваться в квартиру, чтобы распахнуть шторы, взять зажигалку! Но Николай Степанович не позволил, – Касатонова развела руками.

– Так, – протянул Убахтин, осмысливая услышанное.

– Вот почему пояс от халата висел в ванной, – добавила Касатонова.

– Какой еще пояс? – простонал Цокоцкий раздраженно.

– Пояс от халата висел в ванной на крючке. А Балмасов лежал на полу в распахнутом халате. Если бы он ждал женщину, то запахнул бы халат и повязал пояс. Но поскольку позвонил Цокоцкий и сказал, что надо обсудить что-то чрезвычайно важное... Мне так кажется.... Балмасов не счел нужным ради зама приводить себя в порядок. И пояс остался висеть в ванной.

– А что касается вашей разгромленной квартиры, пожара на книжном складе?

– Я думаю, это рабочие с фабрики, которых он иногда подкармливает, или же кто-то из этих ребят его родственник. Юрий Михайлович, это для вас не самая сложная задача. Их видела девочка из проявочного пункта, их видел грузчик с книжного склада... Опознают. Куда им деваться!

– Так, Леонид Валентинович, послушайте теперь меня, – сказал Убахтин.

– Слушаю.

– Или вы сейчас легко и просто отметаете все обвинения, высказанные Екатериной Сергеевной, или же я вынужден буду вас задержать.

– Без адвоката не скажу ни слова.

– Очень хорошо, – удовлетворенно кивнул Убахтин. – Прекрасно вас понимаю. Но смею заметить, вы, видимо, много смотрите иностранных фильмов, уж коли вспомнили про адвоката? Признавайтесь!

– В чем признаваться? – дернулся Цокоцкий.

– В том, что смотрите много иностранных фильмов.

– Я, конечно, понимаю вас, Леонид Валентинович, – медленно проговорила Касатонова, – прекрасно понимаю. Но есть в вашем поведении нечто совершенно непростительное.

– Это что же такого этакого вы обнаружили во мне? – усмехнулся Цокоцкий.

– Вы попытались вместо себя посадить за решетку другого человека. Согласитесь, это нехорошо. За одно лишь это надо нести наказание.

– Разберемся, – отмахнулся Цокоцкий.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – ответил Убахтин и вызвал конвой. Когда Цокоцкого увели, он аккуратно собрал все снимки со стола, сложил их в конверт, в отдельный конверт поместил зажигалку Цокоцкого и все сунул в сейф. – Ну что, Екатерина Сергеевна, – он посмотрел на сидящую у стены женщину, – вас можно поздравить?

– Чуть попозже.

– Почему?

– Юшкова.

– Ну что ж, будем разбираться с Юшковой, – невозмутимо проговорил Убахтин и опять нажал неприметную кнопочку на своем столе. – Юшкову ко мне, – сказал он появившемуся конвоиру.

– Опять? – удивился тот.

– Опять, снова, обратно, по новой... Как тебе будет угодно.

– Понял, – конвоир исчез за дверью.

Через некоторое время вошла Юшкова. Молча посмотрела на Убахтина, на Касатонову, усмехнулась про себя и осталась стоять у двери.

– Проходите, Елена Ивановна, – сказал Убахтин. – Присаживайтесь. В ногах правды нет.

– А в чем она, правда? – Юшкова исподлобья глянула на следователя.

– Правда вот в этом сейфе, – Убахтин показал на железный ящик в углу.

– А где же она раньше была?

– В воздухе носилась! Невидимая и неслышимая. Без цвета, запаха и вкуса! Пока присутствующая здесь Екатерина Сергеевна не унюхала ее своим замечательным нюхом.

– Надо же, – без улыбки произнесла Юшкова. – Поздравляю.

– Я вас тоже поздравляю.

– С чем?

– Со свободой.

– Не поняла? – голос Юшковой дрогнул.

– Все складывается таким образом, что мне придется отпустить вас, Елена Ивановна. Вот вы все упрекали меня в том, что убийца мне нужен...

– Он вам уже не нужен?

– Есть убийца.

– Кто же?

– Цокоцкий. Ваш непосредственный начальник.

– Я так и думала, – кивнула Юшкова. – Другие просто не решились бы... Да и смысла не было. А у Цокоцкого прямая выгода – он стал директором.

– Ненадолго, – уточнил Убахтин. – Но это все так, между прочим... На вопросы-то вам все равно придется ответить.

– Отвечу.

– Что произошло в ту ночь? Вы напустили столько тумана, что мы тут умом тронулись, пытаясь разобраться в ваших показаниях. То вы видели Балмасова живым, то вы видели Балмасова мертвым, то у вас пистолет завелся, то он пропал куда-то... Итак, повторяю... Чтобы предъявить Цокоцкому обвинение грамотное и юридически достоверное, мы должны восстановить картину той ночи. Слушаю вас внимательно, Елена Ивановна.

Юшкова переплела пальцы обеих рук, некоторое время рассматривала их, потом долго изучала собственные ногти и наконец подняла голову.

– Значит, говорите, есть убийца?

– Екатерина Сергеевна, подтвердите!

– Все правильно, Елена Ивановна, все правильно. Нашелся хороший такой, надежный кандидат.

– Он признался?

– Почти.

– Ха! Я тоже почти призналась... В свое время.

– Рассказывайте, Елена Ивановна, рассказывайте, – терпеливо произнес Убахтин негромко, даже с какой-то неожиданно нахлынувшей усталостью. И, кажется, этот его тон больше всего и убедил Юшкову, что ее не разыгрывают, не применяют к ней прием подлый и недостойный.

– Ну, что... У нас произошла очередная ссора с дочерью. Она опять собралась куда-то ехать, опять в разговоре возник Балмасов. Он хотел взять ее в Вологду. Последнее время он постоянно брал ее с собой в командировки. Я вспылила и отправилась к нему.

– Предварительно позвонив? – уточнил Убахтин.

– Конечно. И все ему высказала. Но он как-то вяло слушал, не придавая значения моим словам, слезам. Я видела, что ему попросту скучно и я ничего не добьюсь. Он сказал что-то в том духе, что билет у Нади уже на руках, командировочные, подъемные она получила, вопрос решен и говорить, собственно, не о чем. И я ушла.

– Он проводил вас до двери?

– Нет. Остался сидеть в кресле. Даже не оглянулся, когда я уходила. Хотя потом, наверно, поднялся, закрыл дверь.