Читать книгу "Божьи воины - Анджей Сапковский"

Ну что ж, конец света, как видим, не наступил. Христос наземлю не снизошел, люди отрезвели, хилиазм и адвентизм начали терятьприверженцев. Мечты о равенстве развеялись, так же как и фантазии о ликвидациивсяческой власти и всяческого принуждения. Революционный Табор отреставрировалгосударственные структуры и уже осенью 1420 года начал взимать подати.Разумеется, не добровольные. Восстановлены были, а как же иначе-то, структурыцерковной власти, таборитские, но все равно ведь структуры. Стоящий во главеэтих структур гуситский епископ Микулаш из Пелгжимова возгласил с амвона канонистинной веры, а тех, кто канон не принял, объявил отступниками и еретиками. Ивот гуситы, величайшие кацеры Европы, заимели собственных еретиков, собственныхдиссидентов. Пикартов.

— Название, — вставил Рейневан, — идет, кажется, отискаженных «бегардов».

— Так думают некоторые, — кивнул головой Таулер. — Новероятнее всего, оно пошло от Пикардии, от вальденсов, которые именно оттудапришли в 1418 году, найдя в Чехии укрытие и множество приверженцев. Движениебыстро набрало силу и сторонников. Во главе которых встал моравец МартинекГуска, известный болтун. Сказать о них, что они были радикальными, значитсказать чертовски мало. Они призывали разрушать храмы, проповедовали истиннуюБожью церковь, утверждали, что это церковь странствующая. Полностью отрицалиевхаристию. Отказывали в значимости всем предметам культа, уничтожали любуюдароносицу и любую облатку, попадавшую им в лапы. Бог, возглашали они, это все,что существует, ergo, человек — тоже Бог.

Причастие, утверждали они, может дать каждый, а приниматьего можно в любом виде. Этим утверждением они особенно досаждали каликстинцам.Как же так, кричали они, мэтр Гус позволил себя сжечь, а мы проливаем кровь запричастие sub utraque specie, то есть в хлебе и вине, а тут какой-то МартинекЛоквис дает его в виде каши, гороха и кислого молока?

Самсон в своем углу усиленно стругал, по острию егоскладного ножа закручивались красивые вьющиеся стружки.

— В феврале 1421 года сектанты настолько надоели, что ихизгнали из Табора, приказали уйти вон. Гору покинуло около четырехсот пикартов,которые основали собственный укрепленный лагерь в близлежащих Пшибеницах...

— О чем болтаете? — полюбопытствовал Амадей Батя,возвращаясь от игорного стола с преувеличенно веселой миной человека, которогообыграли.

— О пикартах.

— А, голышах. Хе-хе... Понимаю.

— Среди пшибеницких изгнанников, — продолжил рассказ Таулер,— уже не было Гуски-Локвиса, верховодил там проповедник Петр Кавниш. И егодружки: Ян Быдлин, Микулаш Слепой, Тршачек, Буриан. Они провозгласили полнуюликвидацию семейных уз, отменили супружеские союзы, объявили братскоеравноправие и полную сексуальную свободу. Решили, что они безгрешны, как Адам иЕва, а поскольку среди безгрешных не место стыду, скинули одеяния и расхаживалиголышом, в одежде Адама — отсюда пошло название «адамиты», все чаще ассоциирующеесяс ними. С величайшим рвением придавались совместным оргиям. Однако вскоре междуглаварями-жрецами начались внутренние столкновения и разборки — кажется, в нихменьше шла речь о религиозных проблемах, а больше о разделе гаремов. Несколькоглаварей ушли, захватив с собой группки сторонников и табунки бабенок. Впрочем,большинству бабенок очень нравилось быть в пикардских коммунах, гдепридерживались идеи полного равноправия полов. Воплощая ее в жизнь, nota bene, такимобразом, что каждая баба могла связываться и... трахаться с кем только душенькеугодно. Впрочем, свобода эта была лишь видимостью, потому как роль петухов вэтих курятниках исполняли Каниш и другие жрецы. Однако бабешки были такувлечены, так переполнены мистицизмом, что наперегонки стремились услужитькакому-нибудь «святому мужу», считали разведение ног привилегией, религиознымслужением и прямо-таки впадали в раж, если «святой» по своей доброте изволилвоспользоваться их выпяченной... э... гузкой.

— Да, — философически вставил Амадей Батя, не отрывая глазот задка одной из прислуживающих игрокам девушек, — такова уж женщина,любвеобильна. И в похоти ненасытна. Сколько свет стоит, так было итак будет insaecula saeculorum[132].

— А вы, — подсел к ним Шарлей, которому, видимо, надоелаигра, — как всегда, о бабах?

— Я излагаю твоему другу, — обрезал Беренгар Таулер, —краткий курс истории.

— Тогда и я охотно послушаю.

— У Жижки, — откашлялся Таулер, — пикарты все время былибревном в глазу. Против чехов снаряжали крестовые походы, католическаяпропаганда раздувала проблему пикартского сектантства, адамиты оказались длянее прямо-таки пределом мечты. Вскоре вся Европа верила, что все чехи как одинходят голышом и трахаются все подряд в соответствии с учением Яна Гуса. Передугрозой крестовых походов анархия в рядах могла оказаться губительной. А упикартов, что уж говорить, по-прежнему были в Таборе тихие союзники. В концемарта 1421 года Жижка ударил на коммуну Каниша. Часть сектантов вырезали,часть, несколько десятков человек, в том числе самого Каниша, поймали. Всехпойманных сожгли живьем. Произошло это в деревне Клокоты, во вторник передсвятым Георгием. Место было выбранo не случайно. Клокоты лежат совсем рядом сТабором, и казнью можно было наблюдать со стен. Жижка предостерегал Табор...

Он замолчал, глянул в угол, на Самсона Медка.

— Ну и стругает же он этот колышек, — вздохнул он. — Ажстружки летят... А ему не опасно давать нож? Он себе рук не порежет?

— Не бойся. — Рейневан уже привык к таким вопросам. — Онвопреки видимости очень осторожен. Продолжай, брат Беренгар. Что было дальше?

— Поочередно прикончили других сектантов, пока не осталасьтолько одна группа: коммуна Буриана. Эти прятались и лесах у реки Нежарки.Жуткая банда, наирадикальнейшие из радикальных, совершенно сбрендившие иубежденные в своей божественной миссии. Они начали нападать на окружающиедеревни и поселения, как говорили, чтобы «обращать». В действительностиубивали, грабили, жгли, куражились, совершали невероятные зверства. Не боялисьникого. Буриан, их вожак, которого, как, впрочем, раньше Каниша, уже официальноименовали «Иисусом» и «сыном Божиим», вдалбливал им, что, будучи избранниками,они неприкасаемы и бессмертны, что ни один нож их не возьмет и никакое оружиене может ранить. Окружил себя гаремом из двадцати с чем-то женщин и девушек.Наконец дошел до того, что...

— Ну?