Читать книгу "Башня шутов - Анджей Сапковский"

– И верно, – продолжал балаболить Шарлей, ссерьезной миной шагая рядом с лошадью, – никогда не надо безразлично ибездушно проходить мимо человеческого горя. Никогда не следует поворачиваться кбедняку спиной. В основном потому, что бедняк может неожиданно заехать клюкойпо затылку. Ты меня слушаешь, Рейнмар?

– Нет. Гляжу на птиц.

– Какие птицы? О, псякрев! В лес! Скорее в лес! Живо!

Шарлей с размаху хлестнул лошадь по крупу, а сам кинулся влес с такой скоростью, что рванувшаяся в галоп лошадь смогла его догнать толькоза линией деревьев. В лесу Рейневан соскочил с седла, затянул лошадь в чащу,потом присоединился к демериту, наблюдающему за дорогой из-за деревьев.Некоторое время все было спокойно, птицы замолкли, стало так тихо, что Рейневануже готов был посмеяться над Шарлеем и его излишними опасениями. Но не успел.

На распутье влетели четыре всадника, под ломот копыт и храплошадей окружили деда.

– Это не стшегомские, – буркнул Шарлей. – Азначит, это… Рейнмар?

– Да, – глухо подтвердил тот. – Это они.

Кирьелейсон, наклонившись в седле, громко спрашивал о чем-тодеда. Сторк из Горговиц напирал на него конем. Дед крутил головой, молитвенносводил руки, несомненно, желая, чтобы конникам помогала святая Петронелла.

– Кунц Аулок, – узнал, удивив Рейневана,Шарлей, – он же Кирьелейсон, разбойник, а ведь надо же – рыцарь изизвестного рода. Сторк из Горговиц и Сыбек из Кобылейглавы, редкостныемерзавцы. А вон тот, в куньей шапке, – Вальтер де Барби. Преданныйепископом анафеме за нападение на фольварк в Очицах, собственность рацибужскихдоминиканок. Ты не говорил, Рейнмар, что по твоим следам идут аж такие знаменитости.

Дед упал на колени, по-прежнему, сложив руки, умолял, кричали колотил себя в грудь. Кирьелейсон свесился с седла и хлестнул его по спинеплеткой, вслед за ним воспользовались плетками Сторк и остальные, причемвозникла толкотня, во время которой все мешали друг другу, а кони началипугаться и биться боками. Поэтому Сторк и проклятый епископом де Барбисоскочили с седел и принялись дубасить вопящего деда кулаками, а когда тотупал, начали бить ногами. Дед кричал и выл так, что аж жалость брала.

Рейневан выругался, ударил кулаком по земле. Шарлей косовзглянул на него.

– Нет, Рейневан, – холодно сказал он. – И недумай. Это не французские куколки из Стшегома. Это четверо тертых-перетертых,вооруженных до зубов бандитов и мясников. Это Кунц Аулок, с которым, пожалуй, яне управился бы даже один на один. Так что отбрось глупые мысли и надежды. Надосидеть тихо, как мышь под метлой.

– И смотреть, как мордуют ни в чем не повинногочеловека.

– Именно, – ответил демерит, не опускаявзгляда. – Потому что если уж выбирать, то моя жизнь мне гораздо милее. Ая, кроме всего прочего, еще задолжал нескольким людям. Было бы неэтично и глупорисковать, лишив их шансов вернуть свои деньги. Впрочем, мы напрасно болтаем.Все уже кончилось. Им надоело.

Действительно, де Барби и Сторк угостили деда несколькимипрощальными пинками, наплевали на него, запрыгнули на коней, и через минутуразбойничья шайка уже мчалась галопом, погикивая и взбивая пыль, в сторонуЯворовой Гуры и Свидницы.

– Не выдал, – вздохнул Рейневан. – Избили егои испинали, а он нас не выдал. Вопреки твоим насмешкам нас спасла поданнаябедолаге милостыня. Ибо милосердие и щедрость…

– Если б Кирьелейсон, вместо того чтобы хвататься заплеть, дал ему скойца, дедуня выдал бы нас не задумываясь, – холоднобросил Шарлей. – Едем. К сожалению, снова по дикому бездорожью. Кто-тотут, помнится, совсем недавно хвастался, что оторвался от погони и замел засобой следы.

– А не следует ли, – Рейневан как бы не заметилсарказма и глядел, как дед, ползая на четвереньках, ищет во рву шапку, – ане следует ли отблагодарить? Дать ему еще немножко? У тебя же есть полученныеот грабежа деньги, Шарлей. Прояви чуточку милосердия.

– Не могу. – В бутылочных глазах демеритасверкнула издевка. – И как раз из милосердия. Я дал деду фальшивую монету.Если вздумает расплатиться одной, его только вздуют. А если поймают снесколькими – повесят. Так что я милосердно позволю ему избежать такой участи.В лес, Рейнмар, в лес. Не будем терять времени.

Пошел краткий и теплый дождь, а как только он прекратился,лес начал затягивать туман. Птицы молчали. Было тихо, как в церкви.

– Твое гробовое молчание, – проговорил наконецшедший рядом с лошадью Шарлей, – вроде бы о чем-то говорит. Похоже, онедовольстве. Попробую угадать… Дедок?

– Да. Ты поступил скверно. Неэтично, говоря деликатно.

– Ха, человек, привыкший хендожить чужих жен, начинаетучить меня морали.

– Не сравнивай, уважаемый, вещи несравнимые.

– Тебе только кажется, что они несравнимые. Кроме того,мой грязный по твоему мнению поступок был продиктован заботой о тебе.

– Прости, но это трудно понять.

– При случае я тебе объясню. – Шарлейостановился. – Однако сейчас предлагаю сосредоточиться на более важном. Я,например, понятия не имею, где мы находимся. Заблудился в этом треклятомтумане.

Рейневан осмотрелся, взглянул на небо. Действительно,просвечивавший сквозь клочья тумана белый кружок солнца, еще мгновение назадвидимый и указывавший направление, теперь исчез совершенно. Плотная мгла виселанизко, иногда даже скрывала верхушки самых высоких деревьев. У земли туманместами лежал так, что папоротники и кусты, казалось, выглядывают из молочногоокеана.

– Вместо того чтобы убиваться над судьбой убогихдедов, – снова заговорил демерит, – и маяться от душевного разлада,ты б лучше использовал свой талант, чтобы отыскать дорогу.

– Не понял?

– Ради бога, не изображай из себя невинное дитятко. Всеты прекрасно понял.

Рейневан тоже считал, что без навензов не обойтись, однаконе слез с лошади, медлил. Он был зол на демерита и хотел, чтобы тот это почувствовал.Лошадь фыркала, хрипела, трясла головой, топала передними копытами, отзвуктопота глухо разносился по погруженной в туман чащобе.

– Я чувствую запах дыма, – вдруг заметилШарлей. – Где-то неподалеку жгут костер. Лесорубы или углежоги. У них мыузнаем о дороге. А твои магические навензы оставим до лучших времен.Демонстрацию неудовольствия – тоже.