Читать книгу "Уроды - Гектор Шульц"

глазах задрожал испуг. И серебристой каплей скатился по её щеке. – После всего этого? После этих…

– Да. Особенно после этого, – кивнул я и, затянувшись, выпустил в небо дым. – Помнишь Елену Владимировну?

– Юркову?

– Ага. Её сожрали уроды. Рыгало, Кукушка, Антрацит, Слепой. И другие. Но вспомни другое. Вспомни наш класс на её уроках. Просто вспомни, – тихо ответил я. Алёнка задумалась.

– Кажется, понимаю.

– Если таких, как она, будет много, то не будет уродов. Они исчезнут, Алёнка. Такой, как Дэн, никогда не изобьет такого, как Лёнька. Такой, как Кот, будет учиться в спец интернате, а если вдруг останется, то свои же поставят его на место. Учителя будут прививать любовь к своему предмету, как это делала Елена Владимировна. А ученики будут с радостью ходить на такие уроки. Не будет уродов, таких, как я…

– Тёмка, ты не урод, – вскинулась Алёнка, но я улыбнулся и сжал её в своих объятиях.

– Я тоже урод, – ответил я, вздохнув. – Сейчас я это понимаю. Я молчал, когда Кот срал Лёньке в портфель. Молчал, когда Зяба пиздил Лёньку и Щенкова в туалете. Молчал, когда меня избивали толпой. Молчал, когда издевались над тобой и твоей одеждой. Мое молчание поддерживало в них жизнь. Молчание поддерживает уродов. Молчание Кукушки, которая закрывала глаза. Молчание Слепого, который видел только то, что хотел видеть. Молчание питало их. Они росли благодаря ему. Сейчас я это понял.

– Главное, что ты понял.

– Поздно понял, – поджал я губы и достал еще одну сигарету. Алёнка положила голову мне на плечо, а свободной рукой трогала пуговицы моей рубашки. Я повернулся к ней и, улыбнувшись, поцеловал. – Ты хорошая, Алёнка. И у тебя все обязательно будет хорошо.

– И ты хороший. Очень. Если бы не ты… – она подавила всхлип, шумно вздохнула и сжала мою руку, впившись в кожу ноготками. – Я бы не выдержала, Тём. Ты всегда был рядом…

– И всегда буду. Хватит сырость разводить, Огурцова, – улыбнулся я, легонько боднув её головой. – Может, это просто мечты, которым не суждено сбыться, но я хочу попытаться изменить все это. Помнишь, когда Дэн с Панковой порезали твой портфель лезвиями?

– Конечно, – нахмурилась Алёнка, – а что?

– Помнишь, Дэн потом орал, что кто-то ему серной кислоты в пакет налил и спалил там все нахуй?

– Ага, – Алёнка задумалась, а потом рассмеялась. – Это был ты? Тёмка! Да, ладно?

– Да. Я это сделал и сейчас нихуя не горжусь. Но все же тешу себя мыслью, что это было не зря, когда один из уродов стал на место того, кого презирал. Может, поэтому Дэн сегодня заступился за Шпилевского и подошел к нам. Мне очень хочется в это верить, Алёнка. Но я все еще сомневаюсь, – вздохнул я, сминая окурок и бросая его в урну.

– Не сомневайся в своем выборе, – шепнула Алёнка и поежилась. – Если не сомневаешься, значит, все сделал правильно. Мне так мама говорила.

– Правильно говорила, – ответил я и, прижавшись к ней, посмотрел на часы. – Вроде троллейбусы уже ходят. Пойдем скажем учителям, что мы домой?

– Давай, – зевнула она, а потом потянулась. – А то я вечность готова тут просидеть.

– Как и я…

Вернувшись, я оставил Алёнку на улице и прошел мимо сопящего охранника, рядом с которым стояла полупустая бутылка минералки. Да и минералки ли? Но мне было похуй. Надо найти учителя, сказать, что мы с Огурцовой идем домой, и свалить отсюда навсегда.

Но войдя в зал ресторана, где царила тишина и лишь негромко играла музыка, я обнаружил, что все взрослые спят. Спал даже Аносов, откинувшись на стуле и храпя, как молодой дизель на холостом ходу. Я не стал никого будить, решив просто зайти в туалет отлить.

По пути мне попадались спящие одноклассники. Девки в грязных платьях лежали рядками, сверкая голыми сиськами, пацаны рядом с ними, пуская слюни и храпя. Ни одного взрослого, ни одного учителя. Только пьяные дети, которые утром проснутся взрослыми.

Я подошел к двери в туалет и скривился, увидев, что дверь заблокировали две пьяные туши: Зяба и Кот. На миг снова мелькнула ненависть, но я не дал ей убежать просто так. Вместо этого, глупо хмыкнув, я расстегнул ширинку, вывалил хер и обоссал уродов, как они однажды Шпилевского. Затем, посмотрев на храпящего Кота, я мотнул головой и направился к выходу из ресторана, пока меня не окликнула сидящая на ступеньках Наташка Панкова. Она нихуя не походила на красотку: волосы свалялись и торчали колтунами, от нее разило травой и бухлом, а глаза были красными от недосыпа.

– Дай сигаретку, а?

Я выудил из кармана пачку и, вытащив сигарету, протянул ей. Панкова, закурив, дергано кивнула. – Спасибо. Тём?

– М?

– Это все? Так и заканчивается школа? – её губы задрожали, но я не стал подходить к ней, чтобы утешить. Вместо это я пожал плечами и развернулся.

– Так начинается новая жизнь. Береги себя, Наташка, – тихо сказал я, не надеясь, что она услышит. Но она услышала. Сглотнула слезы и скривилась.

– Спасибо, Тём. И ты береги себя.

Мы с Алёнкой ехали в первом троллейбусе совсем одни. Если не считать спящую на переднем сиденье бабку-контролера. Голова Алёнки лежала у меня на плече, а я смотрел в окно на просыпающийся город.

Мимо проносились редкие машины, по улицам шли одинокие прохожие, а мы с Огурцовой просто наслаждались теплом друг друга. Наверное, единственные из нашего класса, кто не опустился до уровня мычащего скота и остался хоть каким-то подобием человека. Я молчал, смотря в окно. Молчала и Алёнка, изредка поглаживая мою руку, лежащую у нее на коленке.

Я проводил её до квартиры. Робко улыбнулся и притянул к себе, чтобы еще раз поцеловать. Алёнка всхлипнула, словно понимала, что детство закончилось, и стремилась всеми силами оттянуть этот момент. В моих глазах тоже набухли слезы, но я сдержался. Не пристало пацану плакать. Это в меня вбили еще в детстве. Пройдет много времени, прежде чем я избавлюсь от глупых стереотипов.

– Тём, а мы когда-нибудь еще увидимся? – тихо спросила Алёнка, прижавшись ко мне. Я погладил её по голове и чмокнул в макушку. – Ну, я в Москву уеду. Вдруг и ты решишь тут не оставаться.

– Думаю, да. Увидимся, – ответил я. Она отстранилась на миг, недоверчиво посмотрела на меня и криво улыбнулась.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Эпилог

Июль 2011 года.

Спустя одиннадцать лет я вернулся в родной город. Отпуск, давно отложенная поездка к родителям, и вот я выхожу из поезда, закидывая за спину рюкзак и смотря на