Читать книгу ""Млечный Путь, Xxi век", No 1 (38), 2022 - Леонид Александрович Ашкинази"

а кровь остывает и течет все медленнее.

К нему с трудом вернулась способность ощущать свое тело, и он понял, что умирает на самом деле. Он чувствовал это по состоянию своих рук и ног. Его сердце билось все медленнее, а дыхание становилось прерывистым и слабым. Его глаза больше не видели свет. Была только огромная пустая тень, в которую он медленно погружался. Это и была смерть.

Сначала он не мог различить врага. Он верил, что нет другой жизни кроме его собственной. Теперь он осознал, что вокруг него кипит жизнь. В то время как его жизненные силы сокращались, чьи-то другие росли, поглощая похищенные у него.

Он непроизвольно попытался дать отпор врагу и почувствовал, как тот отреагировал. Он почувствовал, как тошнотворный поток отвращения захлестнул его, отравляя, разрушая. Но понимание пришло. Он мог бы договориться...

Враг поддерживал его - как, он не знал. Но его требования были слишком велики. Враг защищал собственную безопасность и сначала прекратил свою поддержку, а затем активно атаковал его. Если бы он мог обуздать свои требования, уменьшить их. Тогда бы они оба могли выжить. Но будет ли принято его предложение? Он был во власти своего врага. Все, что он мог сделать - обратиться к нему со своим предложением.

И слабое пламя жизненных сил, казалось, вновь стало разгораться в отдаленных клетках его тела. Кровь вновь потекла по его артериям. Его предложение было принято. Жизнь возвращалась к нему.

Но не в полном объеме. Недавний восторг прошел, и остался страх - смертельный страх, он не сомневался, что если попробует восстановиться полностью, то будет уничтожен.

Откуда взялся этот кошмар? Он осознал, что находится рядом с Зеркалом, и страх уменьшился, но все же каждый его мускул дрожал. Его одежда пропиталась потом.

С ним никогда не происходило ничего подобного. В этом он был уверен. Но что-то управляло им, заставляло его воображение поддерживать фантазию о смерти. И это должно быть вызвано чем-то, не имеющим прямого отношения к реальности.

Он случайно взглянул на часы, а затем на Зеркало. Невероятно, но он уже провел здесь полдня. Более чем достаточно. Вульф предупреждал его, что не следует так долго находиться у Зеркала. Но он должен был еще раз вернуться к ощущению этого символического ужаса и понять его смысл. Если бы у него был еще один шанс...

И он пробовал снова и снова, каждый раз стараясь замечать детали, чтобы глубже прочувствовать ощущение наступающей смерти. Пока, наконец, не добился того, что мог смотреть без страха.

Был поздний вечер, когда он снял шлем. Слабая улыбка появилась на его губах, когда он закрыл за собой дверь комнаты.

Он провел еще два часа, рассматривая стеллажи довольно обширной библиотеки Школы. Затем он вернулся в отель, и заулыбался сильнее, обнаружив, что психиатр, доктор Спиндем, ждет его в вестибюле.

Он встал и подошел, протягивая руку, чтобы поприветствовать Монтгомери. На его лице застыла профессиональная улыбка, а глаза внимательно изучали майора.

- Я приехал сразу, как только смог, - сказал он. - Сказал полковнику Доджу, что мы не можем позволить себе подвергать ненужной опасности человека с вашей квалификацией.

Монтгомери усмехнулся.

- Могу себе представить, каков был ответ Доджа!

- Что вы хотите этим сказать?

Спиндем посмотрел на него еще внимательнее.

- Ничего особенного.

- Вы хотите сказать, что полковник вас не ценит? - спросил Спиндем.

- Что-то в этом роде, - согласился Монтгомери. - Не хотите подняться ко мне в номер, где мы сможем поговорить?

Спиндем кивнул.

- Да. Я хочу услышать от вас все, что вам удалось узнать об этой невероятной Школе.

Психиатр не сказал ни слова во время поездки в лифте и по пути в номер Монтгомери. Но майор чувствовал, что он внимательно за ним наблюдает, как будто проводит исследование. Он догадался, что в маленькой черной книжечке Спиндема о нем написано уже довольно много.

- Хотите выпить? - предложил он, когда они сели. - У меня здесь ничего нет, но мы можем что-нибудь заказать.

- Нет, спасибо, - ответил Спиндем. - Мне хотелось бы немедленно услышать отчет обо всем, что вы испытали, особенно об этом так называемом Зеркале.

Монтгомери начал со своего первого опыта, подробно описав демонстрацию, устроенную Норкроссом.

- Как вы думаете, с какой целью это было сделано? - спросил Спиндем. - Это что, стандартное представление, которое устраивают для всех новичков?

- Нет. Сначала я тоже подумал, что это подделка. Но это не так. Все было по-настоящему. Мужчины, которые провели достаточно времени с Зеркалом, действительно могут делать такие вещи.

- Надо полагать это какая-то форма гипноза, - сказал Спиндем. - Простите, что я вам возражаю, но уверен, вы понимаете, что мой профессиональный опыт позволяет более точно интерпретировать подобные психические явления.

- Конечно, - сказал Монтгомери.

Он рассказал о том анализе системы образования как механизме саморегуляции, который сделал доктор Нэгл, и о своей попытке разобраться с этим предположением.

- Новая гипотеза, - сказал Спиндем, - и, очевидно, очень наивная, совершенно не учитывающая ситуацию со всех сторон. Что бы со всеми нами было, если бы не создали систему всеобщего распространения знаний.

Монтгомери попробовал возразить, но психиатр продолжил:

- Меня больше всего интересуют ваши воспоминания о школьном учителе математики. Вы говорите, что считаете, что этот мистер Карлинг умышленно и целенаправленно сделал все, чтобы вызвать неприятие к геометрии и алгебре, чтобы отбить у вас желание дальнейшего их изучения?

- По-моему, вы называете такое поведение паранойей, не так ли? - спросил Монтгомери с бесстрастным лицом. - Манией преследования...

- Пожалуй... - лицо Спиндема исказила гримаса. - Но я здесь не для того, чтобы ставить вам диагноз, майор. Меня интересуют только результаты воздействия этого Зеркала на людей.

- Мне очень жаль, - сказал Монтгомери. - Ваш вопрос не допускает простого ответа: мистер Карлинг был совершенно неспособен преподавать математику так, чтобы его ученикам она не казалась отвратительным занятием. Ему было наплевать на нее, поэтому представить, что он мог заинтересовать кого-то математикой просто невозможно.

Директор школы знал о работе Карлинга, но ему не приходило в голову, что тот не справляется со своими обязанностями. Школьный совет знал, с какой ответственностью директор относится к своим обязанностям, и считал его вполне подходящим человеком для этой работы. Все знали, но никто не считал, что сложившуюся ситуацию нужно исправлять. И Карлинг продолжал год за годом выпускать своих учеников, которые ненавидели математику как