Читать книгу "Небо в кармане! - Владимир Владиславович Малыгин"

буду, возьму готовое чулочно-носочное изделие. Знаю уже, здесь такое есть, лично видел. Ведь ещё в прошлый раз обо всём этом думал, да не успел воплотить в жизнь, не хватило времени. Очень уж неожиданно быстро события закрутились…

Мысли промелькнули за секунду, за это же время планер ещё больше снизился, трава под днищем зашуршала. Это шпон, не железо, здесь она совсем по-другому звучит, глухо, не звонко. И снова краем глаза успел засечь, как отец вниз потянулся, пальцы под эти шуршащие колосья открытой ладонью вперёд подставил. Хотел его одёрнуть, да не стал. Большого вреда не будет, скорость небольшая, зато на всю жизнь запомнит.

Отвлекаться и смотреть за ним просто некогда было — высота небольшая совсем, большого внимания и уважения к себе требует.

Пилотирую, а мысли одна за другую цепляются! О чём думаю? Да о разном!

Приложиться о землю можно так, что не только планер рассыплется, но и сам костей не соберёшь. А мне на приземлении перегрузки не нужны, у меня и так за спиной пассажир тяжёлый. Тесно-то как! И места в кабине маловато, полтора человека только-только поместились. Нужно было сразу на двоих рассчитывать и кабину чуть побольше сделать. Ничего сложного в этом не было бы, сместить её чуть назад и всё, центровка останется та же.

Ветерок дунул, сразу же отреагировал, убрал возникший кренчик элеронами, педалью на курсе придержал. На таких невеликих скоростях пилотировать сложнее, приходится рули на больший угол отклонять…

Ну, вот, что я и говорил! Чётко увидел, как отцова рука вниз дёрнулась, как вскрикнул и зашипел тот от боли. Ободрал о стебли! И вторую руку тут же с борта снял, убрал куда-то мне за спину. Сразу поумнел.

Приподнял планер, оно на автомате как-то само получилось, когда увидел отдёрнутую руку отца. Пожалел, выходит, а теперь расхлёбывать придётся. Скорость-то сразу просела, и просел вниз сам аппарат! Хорошо, успел поддёрнуть, удержать…

А он уже и не держится в воздухе, опускается и опускается ещё ниже! Падает высота, уменьшается скорость. Искусство заключается в том, чтобы их согласовать, чтобы в момент приземления планер ещё как бы летел. Тогда и касание будет мягким…

Пришлось пересиливать себя, на какое-то мгновение прекратить тянуть ручку, чтобы скорость дальше не падала. Да, быстрее высоту потеряли, но сохранили чуток скорости!

Самые восхитительные мгновения, когда вот она, земля, когда трава под машиной начинает сливаться в сплошную размытую зелёную ленту. Если смотреть рассеянным взглядом, конечно. Потому что так высоту проще определять и момент касания.

Гашу вертикальную рулями высоты, тяну соразмерно ручку на себя. Вот он где пригодился, запас скорости!

У меня же колёса, ни в коем случае про них забывать нельзя. Зацепишься за траву на большой скорости, да и кувыркнёшься через нос запросто. А мы непривязанные, можем так просто не отделаться. Вот ещё одно, о чём подумал, но не успел сделать. Ладно я, у меня есть ремешок привязной, а пассажир? Он без привязи сидит. Ну и я с ним за компанию.

Сядем, закатимся в ангар и первым же делом прикажу привязные ремни сделать. И луг полностью выкосить. Управляющему сено нужно было? Вот пусть и выкручивается!

Ещё ниже… Ещё…

За спиной усиливается шорох и скрип травы, это колёса опустились в набегающую траву. Режут её, раскручиваются и шуршат. По позвоночнику прокатывается морозный ком — а ну как намотают на себя сейчас травы и зацепятся? Кувыркнусь же!

И тут же забываю о страхе, делаю свою работу!

Ручку на себя… И без крена, без крена, клятый ветерок! Ещё чуть-чуть на себя… Шкура на капоте кабины задирается кверху, закрывает горизонт… В плечи больно вцепляются отцовы руки, и я от неожиданности дёргаю рукой! Сердце замирает — ща как шмякнемся! И, касание…

Вдвоём не одному, сели чуть жёстче. Да и то не настолько жёстче, как думал — калёные пружинные стойки самортизировали, погасили перегрузку. Тряхнуло, конечно, но терпимо. И остановились почти сразу же, в траве завязли.

— Ну, сын! Ну, Колька! Видела бы нас сейчас Ксюша, царствие ей небесное, вот обрадовалась бы, — снова вцепился мне в плечо отец. И вцепился ободранной рукой, нещадно запачкал рубаху кровью. — Как она гордилась тобой всегда! Да ты, наверное, того и не помнишь?

Покачал головой, говорить ничего не стал, как и оглядываться. Побоялся, что глаза меня выдадут…

— Ну? Чего сидим? Кого ждём? — не унимался за спиной отец. И пихал, пихал меня в плечо. — Вылезай давай. Да и я разомнусь, а то затекло уже всё!

— Ждём, когда коляска подъедет. Прицепим верёвку, пусть нас назад буксируют. Или ты своими ногами идти хочешь?

— Пусть буксируют. И распорядись, чтобы выкосили здесь всё. А то, видишь, руку ободрал, — и показывает мне свои окровавленные пальцы.

— А нечего, потому что, за траву было хвататься, — пробурчал. Испортилось у меня настроение почему-то. Наверное, потому, что про матушку упомянул? А я-то её не знаю! Снова придётся на потерю памяти ссылаться… — Рубаху мне всю искровянил…

— Что рубаха, пустяк. Постирают, — не унимается отец. — Ты такую штуку придумал и сделал, которой и за границей нет! Поверь, уж я-то там многое чего видел. И на представления с самолётами ходил. Но такого, как у тебя, даже там не сумели придумать! Нет, тебе обязательно дальше учиться нужно!

— А пока я учусь, моё изобретение другие запатентуют, — положительно, моё настроение всё сильнее скатывалось в чёрный сектор.

— Какие ещё другие? — воскликнул отец. — Завтра же… Нет, сегодня же пошлю Игната в город. Пусть вызывает из столицы нашего стряпчего! Оформим привилегию на изобретение, и учись себе дальше спокойно!

— Скажи, отчего маменька умерла? — не выдержал и спросил. — И давно ли? А то я ничего не помню. И откуда эта появилась?

— Не эта, а Дарья Александровна, — мягко поправил меня отец. — И появилась она, как ты изволишь выражаться, год назад. Понимаешь, мне ведь одному очень тяжело после смерти Ксении приходилось. А тут Дарья, девочки её от первого брака опять же. Всё в доме веселее стало. Ты ведь из своей комнаты не выходил всё это время, а мне одному каково со всем справляться?

— Отец, я всё понимаю, — оборвал его излияния. Ну не хватило у меня выдержки их выслушивать. Похоже, что-то во мне от парнишки всё-таки осталось! — Ты мне скажи, когда мама умерла?

— Три года тому,