Читать книгу "Чужая судьба - Ирина Сафина"

— Ладно, — пробурчала Катька, — бог с тобой. Спать пошли, а то ж ты намерена в десять ехать.

Лиза посмотрела на часы — начало пятого утра.

Катька отвела Лизу в гостевую комнату и тоже отправилась спать.

К магазину, около которого пел Тривольский они подъехали в начале двенадцатого дня. Лиза оглядывала улицу — Тривольского не наблюдалось. Подруги зашли в магазин.

При виде Лизы продавщица всплеснула руками:

— Это вы! А я все думаю, где вы, как там у вас? Что выяснилось, это была ваша сестра?

Лиза улыбнулась продавщице:

— Да, это моя сестра.

— Надо же! Вот ведь как в жизни бывает! Сериал! Расскажите, как все было, как вы встретились? Она обрадовалась?

— Простите меня, пожалуйста, я вам в следующий раз все подробно расскажу. Обещаю! У меня сейчас совершенно нет времени, — сказала Лиза, и это было абсолютной правдой. Она хотела найти Тривольского и отыскать свою маму раньше, чем к ним заявится по приказу Вячеслава Сидоров. — Мне нужен Тривольский.

— Божечки мои, — удивилась продавщица. — Он-то вам зачем?

— Где он? — влезла в разговор Катька и зыркнула на продавщицу.

Под Катькиным взглядом продавщица вмиг сникла.

— Да тута, где ему быть. В подсобке сидит, борщ лопает, я ему из дома принесла…

— Подсобка там? — спросила Катька и, не дожидаясь ответа, отодвинула выдвижную часть прилавка и направилась к двери.

Лиза последовала за ней, но перед тем, как войти в дверь извинилась перед продавщицей:

— Простите мою подругу, она не злая. Просто мы очень торопимся. Простите…

— Да ладно, чего уж там, — ответила продавщица и пошла за ними вслед в подсобку.

Тривольский сидел на коробке и ел борщ прямо из контейнера, в котором раньше, судя по этикетке, находился майонез Правонсаль. Завидев Лизу, он широко улыбнулся:

— Здрасьте…

— Здравствуйте, — поздоровалась Лиза. — Я к вам по делу. Мне нужна Татьяна Васильевна. Она живет у вас.

— Татьяна? — переспросил Тривольский и его широкая улыбка моментально сменилась на улыбку романтическо-застенчивую. Про себя Лиза подумала, что Сидоров ошибся — были между Тривольским и ее мамой «отношения», в этом сомнений нет. Меж тем Тривольский продолжал: — Дома она. А Таня вам зачем?

— Она моя мама, — призналась Лиза.

— Божечки мои! — воскликнула позади продавщица. — Что делается! Это та Татьяна, которую Константин как-то сюда приводил? Она?

— Она, — с гордостью подтвердил Тривольский.

— Божечки…

— Хватит соплей, — грубанула Катька. — Поехали.

Лиза попыталась сгладить грубость подруги:

— Константин, поедем, вы покажете, где живете. Я хочу познакомиться с мамой…

Тривольский, видимо, никак не мог до конца осознать, что от него хотят и почему с мамой нужно знакомиться. Он продолжал сидеть, сжимая в руках контейнер. Тогда продавщица, отодвинув в стороны подруг, подошла к нему и лупанула бывшего оперного певца тряпкой по вязаной шапке со словами:

— Чего сиднем расселся?! Видишь, девушка сестру свою нашла! Их в детстве разлучили! Теперь маму хочет увидеть! Тут такое делается, а он сидит! Быстро поднимайся!

Настаивать не пришлось. Тривольский, привыкший слушаться взмахов тряпки, живо подскочил на ноги и шустро пошел к выходу из магазина вперед подруг.

— Только вы мне потом все расскажите! — прокричала вслед продавщица.

Лиза ответила:

— Обещаю!

Высокая, статная, но излишне худая женщина, так сильно похожая на Ангелину Васильевну, встретила гостей приветливо, но с опаской.

Лиза не сводила с нее глаз. Лицо Татьяны Васильевны еще сохранило следы былой красоты, но излишество спиртного и нереализованные возможности оставили на нем неизгладимый след сетью глубоких морщин, отечностью под глазами, шрамами от частого герпеса вокруг губ.

Вместе с тем, Татьяна Васильевна была одета в старые, застиранные, но чистые вещи, да и комната позади нее, насколько ее охватывал глаз Лизы, — чисто убрана.

Лиза и Татьяна Васильевна смотрели друг на друга на пороге комнаты в коммунальной квартире. Позади Лизы стояла Катька, и лишь за ней топтался Тривольский.

— Мама, — тихо проговорила Лиза, и при звуках этого слова слезы брызнули из глаз. Лиза бросилась на шею женщины. — Мама!

Татьяна Васильевна обняла Лизу, разрыдалась, а затем отстранилась, чтобы лучше рассмотреть дочь.

— Виктория! — спросила она. — Ты нашла меня… Ты не отказалась от меня…

— Нет, — замотала головой Лиза. — Я — Лиза. Я — ваша вторая дочь, которую вы подкинули на порог детского дома, но я не обижаюсь! Я так рада, что нашла вас! А с Викой все хорошо, она сейчас с Ангелиной Васильевной! Мама…

Внезапно настроение Татьяны Васильевны изменилось. Она оттолкнула от себя Лизу со словами:

— Уходи!

— Но почему? — не понимала Лиза.

— Уходи! — повторила женщина.

— Как вам не стыдно! — взорвалась позади Лизы Катька. — Лиза столько натерпелась в жизни! Вы бросили ее, подкинули в детдом, а теперь снова прогоняете? Какая вы мать! У вас нет сердца!

Татьяна Васильевна мотала головой так быстро, что Лиза невольно забеспокоилась — так и до обморока недалеко!

— Нет, — твердила Татьяна Васильевна, — нет! Ты не моя дочь!

— Ваша, — настаивала Лиза. — Там, в Питере, провели анализ ДНК. Я и Вика — родные сестры-близнецы! Это совершенно точно!

— Нет, — упорствовала женщина, и вдруг, силы оставили ее, и Татьяна Васильевна грузно осела на пол.

При помощи впавшего в крайнее беспокойство Тривольского подруги перенесли Татьяну Васильевну на продавленный диван. Катька ударила ее по щекам, и Татьяна Васильевна открыла глаза.

Лиза хорошо помнила свое состояние после обморока и то, что полагается в таких случаях делать. Она отправила Тривольского за теплым сладким чаем, а Катьке приказала что-нибудь подложить под ноги лежащей женщины, чтобы кровь отлила к голове.

Когда Татьяне Васильевне стало легче, она произнесла:

— Я расскажу все. Признаюсь. Видимо, пришло время искупать грехи. Ты не моя дочь. И Виктория тоже. Викторию я воспитывала до десяти лет, но я ее не рожала…

Татьяне Долголевой едва исполнилось двадцать семь, когда она поняла — влюбилась. Впервые в жизни по-настоящему влюбилась! Раньше у нее были мужчины, много мужчин, и Тане казалось, что она каждого любила, но… Только взглянув в лучистые карие глаза Станислава Крутикова она поняла — то были миражи. Она принимала за реальность собственные фантазии. Такого чувства, когда, находясь рядом с любимым, хотелось остановить мгновение — не было раньше никогда.