Читать книгу "Слон меча и магии - Коллектив авторов"

от предательницы его отделяли всего несколько шагов.

Грун успел не просто соскочить со стола, но и вытащить из-за спины ятаганы, разя в прыжке друида. Гарвальд блокировал удар, выставив обеими руками над головой посох, сделанный из ствола афапозии. А её древесина крепче любой стали. Даже эльфийской. Лишь гномы в своих горнилах могут творить чудеса со столь редким материалом. Яз, тогда ещё уважаемый среди сородичей гном, преподнёс другу в Ночь Посвящения бесценный подарок. И теперь Гарвальд с трудом отбивался от натиска рьяного коротышки, с которым когда-то сражался плечом к плечу и прекрасно знал, насколько лепрекон опасен в бою.

* * *

– Ты убивала моих друзей… – презрительно выговорил Эйв, обращаясь к Амарите, но не двигаясь с места. – А ведь они были и ТВОИМИ друзьями!

– Они перестали быть моими друзьями, когда начали ту Войну, – возразила эльфийка. – Твоя распрекрасная Анюра расколола эльфийский народ. И ты побежал спасать её! И не только спасать. А я ведь тебя любила… Но потом что-то лопнуло. И возненавидела и тебя, и Анюру, и всех на свете. Мне жаль, что мы не встретились на поле битвы. Предатель…

– Твоя мечта сбылась, – проговорил Эйв и бросился на эльфийку. Встреча мечей полыхнула искрами.

* * *

Грун отражал не все удары, когда друид перешёл в атаку. Пока соперник лупил по плечам, было терпимо. Но тычок в грудь сбил дыхание. И лепрекону пришлось отступить. Пользуясь моментом, Гарвальд нанёс смертоносный удар с размаху. Но это не размазать по полу крысу в погребе. Грун кувыркнулся в сторону, и посох лишь проломил доску.

«Из проруби да в огневище…» – подумал Грун, увидев над собой сверкание эльфийских мечей. Больше того! Ему самому пришлось отражать ятаганами удары ненавидящих друг друга эльфов! А Гарвальд, желая уничтожить дрянного лепрекона, ввязался в этот клубок.

* * *

Эльфы махали мечами. Друид – посохом. Лепрекон – ятаганами. Перестало существовать что-то важное. Перестало существовать даже блеклое отражение прежней дружбы. Перестало существовать всё. Поминки гнома Яза переросли в побоище…

Точка невозврата была пройдена. Все слова сказаны. Язвы вскрылись, а милосердие и человечность выжжены пламенем ненависти и злобы. Наверное, даже Боги не смогли бы остановить воинов, собственнолично явившись в хижину всем сонмом. Хотя смертные никогда и не были любимчиками Богов. Если те и наблюдали за этой отчаянной нелепой схваткой, то лишь из любопытства: кто же выйдет победителем? Им плевать на то, что бились некогда верные друзья. Для них смертные слишком глупы и эмоциональны. Если неразумные существа любят сами создавать себе проблемы, так зачем же вмешиваться? Это их выбор.

Эйву искренне и безжалостно хотелось снести голову эльфийке. Ещё утром, когда хоронили Яза, этого желания не было и в помине. Но именно сейчас он припомнил все свои ночные кошмары. Где он плывёт в лодке по узкой речушке, усердно работая вёслами, а берега завалены бесчисленным количеством тел. Павшими в боях сородичами. И очень многие погибли от руки проклятой предательницы.

Амарита ненавидела Эйва так же страстно, как когда-то любила. Он оскорбил её. Унизил. Разжевал, как спелую вишню, и выплюнул косточку в ведро с помоями. Она терпела. Она мирилась с его изменами. Но Анюра стала последней каплей, которая переполнила океан терпения. И он вышел из берегов, уничтожая всё, что казалось незыблемым, а на самом деле было миражами и враньём.

Грун бился за Яза. Во всяком случае, всеми силами пытался убедить себя в этом. Он не верил в причастность Эйва к смерти старого гнома, но двое других… Особенно поганый друид! С тех пор как он сбился с пути и стал промышлять всякой гадостью… Маска добродушного простачка сползла, обнажив коварную морду мерзкого и хитрого чудовища. Он потерял доверие. Он мог убить Яза. Даже сам гном что-то чувствовал, когда обратился к лепрекону со словами: «Присматривай за ним. Чую, наш друг может попасть в беду…»

Не то чтобы Гарвальд ненавидел Груна. Это не совсем точное выражение. Он просто понимал, что если сейчас не убьёт лепрекона, то в один «прекрасный» день лепрекон убьёт его. Этому упрямому коротышке не докажешь, что в жизни случается всякое. Казалось бы, именно лепрекон должен понимать это, как никто другой. Погрязший в долгах. Смотрящий на закат солнца, как в последний раз. Столкнувшийся со взводом проблем, а это не орки, которых можно порубить ятаганами. Ещё и Эйв защищает коротышку, что раздражает. Гарвальд убьёт и его, если потребуется. Потому что сам не хочет умирать…

* * *

Всё произошло мгновенно и глупо.

Посох Гарвальда обрушился на лепрекона и расшиб тому череп. Амарита, уклоняясь от меча Эйва, наткнулась горлом на ятаган Груна. Но всё же успела сделать выпад и пронзить сердце эльфа. Чей меч снёс с плеч голову друида…

Амарита ещё пыталась куда-то ползти, но умерла. Старые друзья знатно отметили поминки гнома Яза.

* * *

– Вот же клюв кулика… – прошептал старый гном, войдя в хижину. – Что ж ты, дурень, натворил?..

Яз смотрел на тела родных, и по морщинистым щекам потекли слёзы. За стенами хижины пели птицы и стрекотали кузнечики. Внутри царила мёртвая тишина. Лишь глухой ритмичный звук. Тч… тч… тч… Кровь капала с ножки перевёрнутого стола.

Гном подбежал к Амарите. Перевернул её на спину. Ужасная рана всё ещё кровоточила. Но прекрасная Амарита была мертва. И Эйв мёртв. Гном провёл ладонью по лицу эльфа, чтобы не видеть его скосившиеся глаза. Но не вышло. Веки не сомкнулись. И гном завопил. Опустошая себя и вновь наполняясь горьким чувством вины, которое разъедает.

И Грун мёртв.

– Ты же мальчишка ещё… Ты… Я тебе погремушки недавно мастерил… Колыбельные пел… Ты обещал сына назвать в честь меня… А Гарвальд?.. А где же?.. Вот она… Рядом со свиным рылом лежит… – гном рухнул на колени. Держа в руках голову друга, он ревел, как ребёнок, у которого отобрали и, беспощадно злорадствуя, на глазах разломали любимую игрушку. У гнома отобрали всё. Вырвали душу и вытрясли тело, как пыльную тряпку. Швырнули в угол и забыли.

Он сам себе вырвал душу, решив, что может сплотить друзей. Отстроить руины в прекрасный замок, величественный и неприступный. Раздуть дотлевающие угли в бушующее пламя, тепло которого могло согреть весь мир! Вновь сжать некогда могучий кулак, который безжизненно ослаб. Будто по запястью полоснули острейшим клинком с отравленным лезвием, перерубив вены. Яз видел лишь один способ, что мог бы воскресить казнённое прошлое. Умереть. Бездумно желая сплотить собственными похоронами развалившееся братство.

– Какой же я бестолковый старый