Читать книгу "Станислав Лем – свидетель катастрофы - Вадим Вадимович Волобуев"

умерить страсти, разгоревшиеся по поводу вмешательства цензуры в издательский процесс, а Слонимский заявил, что у Главного правления нет претензий к цензорам. Впрочем, представители партийных органов, присутствовавшие на заседании, отметили и другую деталь: среди писателей, как членов ПОРП, так и беспартийных, налицо было неприязненное отношение к главным выразителям воли партии в СПЛ – писателям Ежи Путраменту и Леону Кручковскому. В силу этого Кручковский вообще не набрал необходимого количества голосов, а Путрамент занял среди избранных депутатов последнее место[416].

Вопреки умеренным тенденциям общий съезд СПЛ, состоявшийся во Вроцлаве 15–16 декабря 1958 года, превратился в суд над культурной политикой партии. Главным вопросом, обсуждавшимся на съезде, стала деятельность цензуры. Антоний Слонимский во вступительной речи заявил, что работа этого органа превратилась в одно из характерных явлений литературной жизни Польши последнего периода. Впрочем, оговаривался поэт, сужение цензурных рамок произошло лишь два-три месяца назад, и Главное правление работает в этой области, стараясь донести свою озабоченность до властей. Косвенно председателя СПЛ поддержал даже всегда очень осмотрительный в своих поступках корифей польской литературы Ярослав Ивашкевич, заявивший, что «проявлением нашего оптимизма является уже то, что мы пишем книги». С жесткими речами выступили Яструн и Котт. При этом Яструн блеснул своим знанием антикоммунистической литературы: «Мне сказали, что одно из моих стихотворений отправлено в отдел намеков. До этого даже Оруэлл не додумался!» Учитывая ход съезда, в перерыве между заседаниями министр культуры Тадеуш Галиньский и секретарь ЦК ПОРП Владислав Матвин встретились с партийными писателями и выработали общую резолюцию, которую один из членов первичной парторганизации, старый коммунист Станислав Выгодский, предложил на рассмотрение депутатам. Умеренный тон резолюции, в которой лишь вкратце говорилось о действиях цензуры, а в основном шли дежурные фразы о ценности искусства, вызвал недовольство писателей (Ивашкевич пренебрежительно назвал ее «цветистым обрамлением» главного вопроса). В итоге была принята радикальная резолюция Яна Котта, в которой утверждалось: «Съезд делегатов СПЛ заявляет, что нынешняя цензурная политика, выразившаяся в последнее время в отказе от публикации более тридцати книг выдающихся писателей и в стремлении переложить функции цензуры на плечи издателей и редакторов журналов, создает серьезную угрозу для развития литературы, вовлеченной в проблемы современности. Общий съезд поручает Главному правлению предпринять все необходимые меры для защиты свободы слова»[417].

Столь резкое выступление творческой оппозиции не могло остаться без последствий. Уже 15 января 1959 года на собрании первичной парторганизации варшавского отделения СПЛ секретарь ЦК ПОРП Ежи Моравский охарактеризовал работу вроцлавского съезда как антипартийную демонстрацию, а Слонимского, Котта и Яструна объявил «самыми отъявленными ревизионистами, скатывающимися на позиции ренегатства»[418]. Всех представителей «литературной оппозиции» исключили из Совета по культуре при Совмине, а Слонимский вдобавок потерял пост председателя Главного правления СПЛСПЛ и был заменен на более покладистого Ивашкевича. Кроме того, в состав Правления по настоянию партии ввели Путрамента и Кручковского.

Однако, невзирая на похолодание общественного климата, в Польше культура пока не находилась в таких ежовых рукавицах, как в СССР. Сохранился и приобрел культовый статус варшавский молодежный клуб «Стодола» («Сарай»), выросший из танцпола строителей Дворца науки и культуры (единственной в Польше «сталинской» высотки). Продолжала действовать возникшая в 1956 году «Харцерская радиостанция», знакомившая с новинками западной музыки. Развивалось появившееся тогда же в Кракове литературное кафе «Подвал под баранами», быстро превратившееся в центр неформальной культуры города. Наконец, вела активную деятельность католическая церковь, добившаяся в декабре 1956 года возвращения в школы уроков Закона Божьего (правда, спустя два года их снова убрали).

Один из сотрудников Иностранной комиссии Союза писателей СССР, посетивший Польшу в сентябре 1958 года, докладывал коллегам так, будто вернулся из другого мира: «<…> Наша пресса совершенно не обращает внимания на тот участок идеологии, которым сейчас очень сильно занята вся польская литература, а именно: на участок идеологической борьбы с католицизмом как с очень опасной для народного государства идеологией, начавшей откровенную неприкрытую антинародную кампанию <…> На съезд девушек в Ченстохове собрались до 120 тысяч паломниц. Если вы помните Москву во время Фестиваля, то вы примерно знаете, что это такое, когда было собрано столько народа в многомиллионной Москве. Что же это представляло собой в городе, который насчитывает 200 тыс. жителей, где собрались 120 тыс. паломниц, к которым обращаются с призывом бунтовать. Это огромная сила! <…> Практически обучение религии было введено в 99 % школ. Теперь начался обратный отлив, теперь той остроты нет и не сбивают учащихся, не желающих посещать уроки религии. Но зато происходит другое: католицизм начал действовать на молодежь, сплачивая ее в организацию. Он пытается действовать через союз харцеров (скаутов), причем ксёндзы обычно принимают в этом участие. Будучи в Варшаве, Кракове и других городах, я обычно встречался с экскурсиями молодежи (чаще всего в мундирах), которыми руководит молодой ксёндз, одетый в сутану, но с мешком туриста за плечами <…> Вы увидите и другое явление в Польше сегодня – это попытку во всех правительственных организациях, и особенно неофициального характера (как аптеки, врачебные кабинеты и т. д.), повесить распятие или икону на стену <…> Я это специально говорю, хотя это не имеет отношения к литературе, но это помогает понять обстановку, которая существует там <…> Что касается жизни самой Польской Народной Республики сейчас, человека, который туда приезжает, удивляет и ошарашивает эта частная инициатива и развитие мелкой торговли и мелкого ремесла, которое получилось за последнее время, за последние два года. Варшава буквально усеяна, как грибами, всякими палатками, пристройками, торговыми рядами и т. д.»[419]

С католиками у советских писателей вообще была беда. Им верующий писатель в социалистической стране представлялся какой-то экзотикой, рудиментом прошлого, так что даже регулярно ездившие в Польшу гости из СССР не всегда ориентировались в вопросе. Например, посетивший Польшу в ноябре 1959 года член редколлегии «Иностранной литературы» Е. Трущенко сообщал: «Следует отметить, что наряду с группой католиков „Пакс“, лояльной по отношению к народной власти, существует группа реакционных клерикальных писателей, издающих свой журнал („Тыгодник повшехный“). Лидер этой группы Пясецкий до войны был руководителем фашистской фаланги»[420]. Пясецкий как лидер «Тыгодника повшехного»? Трущенко явно недопонял, что ему говорили поляки. Любопытно также, что написанная в 1966 году повесть Боруня «Восьмой круг ада» о монахе XVI века, попавшем в коммунистическое будущее, тут же была переведена на русский и издана в «Библиотеке современной фантастики», в то время как польского издания ей пришлось ждать до 1978 года, когда ее все же опубликовали – видимо, под влиянием восшествия на папский престол краковского архиепископа Кароля Войтылы. Причиной такого отношения, очевидно, было то,