Читать книгу "Наикратчайшая история Англии - Джеймс Хоус"

На выборах 1964 и 1966 гг. в Лондоне за лейборис- тов проголосовало больше, чем в любом другом регионе, что позволило им получить (незначительное) преимущество в Англии всего лишь второй раз в истории. В Америке Лондон был объявлен свингующим городом, а когда Англия в 1966 г. выиграла чемпионат мира по футболу, редко где можно было увидеть флаг святого Геор- гия: англичане все еще охотно считали себя британ- цами.

Тем временем давали себя знать упущенные в 1950-х гг. возможности. Преимущество в производительности над Францией и Германией было утрачено – навсегда. Хуже того: внутренняя статистика маскировала старинный разрыв. Юг всегда был далеко впереди в сфере услуг, но теперь вырвался вперед и в промышленном секторе.

«К середине 1960-х гг. “Юг и Восток” Британии укрепились в качестве основного географического индустриального региона страны».

Рон Мартин, 1988 г.

Затем Уилсон нарушил неписаный договор с Америкой. Он так резко сократил оборонные расходы, что Британия больше не могла позволить себе удерживать последние аванпосты империи. Но если Британия не собиралась выступать в роли стратегического военного партнера США, то зачем ее субсидировать? Федеральная резервная система выдернула штепсель из розетки, и в 1967 г. Уилсону пришлось пойти на девальвацию фунта стерлингов впервые с 1949 г., сопроводив ее нашумевшим заявлением о том, что «от этого фунт в кармане гражданина никак не изменится». Тут же начался закат Соединенного Королевства.

Рождение популизма

На фоне террористических действий в Северной Ирландии главное британское учреждение – парламент – поставило под сомнение основную идею самого своего существования: люди выбирают представителей, но после этого представители могут – даже должны – принимать собственные решения.

«Ваш представитель обязан вам не только своим местом, но и своими решениями; и если он приносит их в жертву вашему мнению, то он не служит вам, но предает вас».

Эдмунд Бёрк, речь перед избирателями Бристоля, 1774 г.

Никто не советовался с избирателями ни по вопросу декриминализации гомосексуальных отношений (1967), ни по вопросу легализации абортов (1967). Опросы показывали, что избиратели выступали за смертную казнь, но парламент в 1965 г. ее отменил. Переход на десятичную систему счисления был крайне непопулярной мерой, однако мнение граждан учтено не было. Парламентское правление продолжало оставаться прокладкой между демократией и обычным популизмом.

«Пауэлла в премьеры!», граффити. Evening Standard, 1 мая 1968 г. (© Hulton Archive / Getty Images)

И тут в 1968 г. видный деятель консервативного теневого кабинета через голову парламента обратился к избирателям по вопросу иммиграции.

«Мы, должно быть, сошли с ума, буквально сошли с ума всей нацией… Наша страна словно бы деловито подтаскивает дрова для собственного погребального костра… Я вижу “как Тибр берега наводнил, переполнен кровью”[51]».

Энох Пауэлл, 1968 г.

Обычные англичане вряд ли узнали классическую цитату из Вергилия, но поняли главное: удивительным образом состоятельный представитель элиты внезапно обратился к ним напрямую. На этих словах Пауэлла многие подпрыгнули. Грозящее уничтожение старых лондонских доков не имело ничего общего с иммиграцией, но тысячи докеров – вероятно до того исправно голосовавших за лейбористов – устроили перед парламентом демонстрацию с лозунгом: «Мы хотим Эноха!»

«Если бы тогда действовала существующая система выборов лидеров тори, то Пауэлл разгромил бы любого потенциального конкурента».

Фердинанд Маунт

Важен был и европейский вопрос. Обе партии планировали интегрироваться в Европу, но обе понимали, что обычные британцы воспримут это с недовольством, так что в обеих программах 1970 г. содержалась обычная игра мускулами вместо обещаний по этой части. Разумеется, ни в одной из программ не содержалось предложений такой антибританской вещи, как референдум.

Когда консерваторы выиграли выборы 1970 г. (они вернули себе избирателей-южан, и этого было вполне достаточно), премьер-министр Эдвард Хит представил в 1972 г. Акт о Европейском сообществе. Лейбористы воспользовались этой возможностью обострить партийную борьбу и воспротивились присоединению к Европе. Тридцать девять членов парламента от тори готовы были вопреки собственному правительству удержать Британию от вступления в ЕС, однако довольно многие парламентарии-лейбористы пошли на то, чтобы сохранить премьер-министром консерватора, но все же вступить в Европейское экономическое сообщество. Европа оказалась единственным фактором, заставившим британскую политику отказаться от двухпартийной племенной борьбы.

Семидесятые

Большие надежды шестидесятых годов остались позади. Старые запреты были отвергнуты, но не возникло новых поведенческих кодов, которые могли бы их заменить. Футбольные трибуны стали полем боя. Значительно выросло потребление алкоголя и наркотиков. Графические изображения насилия, почти всегда связанные с темой Второй мировой, распространились повсюду.

Слева: реклама комикса Varoomshka, иллюстратор Джон Кент. The Guardian, 12 февраля 1972 г. Справа: обложка комикса Battle Picture Weekly, 6 сентября 1975 г. (© Rebellion / treasuryofbritishcomics.com)

Не успела Британия войти в ЕЭС, как ее ожидали большая забастовка шахтеров (1972), Нефтяной кризис (1973), трехдневная рабочая неделя (1974)[52] и еще одна забастовка шахтеров (1973–1974). Иногда забастовки на Севере носили открыто политический характер: один член парламента от лейбористов прямо говорил о «новом Ольстере на угольных шахтах Йоркшира». Воспользовавшись проблемами консерваторов, лейбористы разыгрывали карту национализма и евроскептицизма. В предвыборной программе лейбористов в октябре 1974 г. валлийцам и шотландцам обещались собственные законодательные собрания, а всем британцам – референдум по вопросу выхода из ЕЭС.

1974 г. обнажил абсурдную ситуацию, сложившуюся со времен Гладстона: альянс Внешней Британии может победить в Соединенном Королевстве, лишь ослабив его