Читать книгу "Естественное убийство-2. Подозреваемые - Татьяна Соломатина"

В любом случае я прилетаю в следующую субботу, в 10.45, в Домодедово. Номер рейса я не помню, смотреть мне лень, подруга подгоняет меня уже быстрее ехать на winery, не думаю, что именно в следующую субботу, именно в 10.45 Домодедово будет завалено рейсами из JFK, так что не ошибёшься. Прилетать в субботу утром – это очень удобно. Сперва я высплюсь в самолёте Сан-Франциско – Нью-Йорк (пять часов), затем я окончательно высплюсь в самолёте Нью-Йорк – Москва (десять часов). Ты меня встретишь и отвезёшь в квартиру моей дочери. Потому что мыться и одеваться, будучи почти невестой, не пристало в доме жениха. Назначай ресторан часов на семь вечера. В ресторан я прибуду сама.

Писем я тебе больше не буду писать.

Как только увижу пса – сразу скажу, как его имя.

Северный хотел было ответить. Но захлопнул лэптоп, погладил безымянного терьера, лежащего у ног, посмотрел на сопящего на софе Соколова, написал записку: «Ещё раз выгуляй пса! И напомни Дарию, что если он не напишет мне о прочитанном, то подарков от меня никогда больше не получит!» – и отправился на работу. Ему было очень хорошо. Почему – он не мог объяснить. Само желание анализировать своё состояние пропало. Всю дорогу в голове крутился какой-то учебно-протокольный текст: «По большей части эмоции возникают в ответ на внешние стимулы. Ощущение эмоций зависит от характера стимулов и индивидуальной восприимчивости этих стимулов. Физические аспекты эмоциональных ощущений можно разделить на два основных элемента: неврологический процесс, инициируемый внешними или психологическими стимулами; физиологическое возбуждение, вызванное стимулами…» И что-то там, бла-бла-бла, про роль: миндалины, коры головного мозга, психологических и культурных факторов… Всеволод Алексеевич был законченно, беспричинно счастлив.

В этом благостном состоянии он пребывал до самого вечера. И даже безымянный терьер не испортил ему настроения – ничего не погрыз и нигде не нагадил. Разве что подпрыгивал до самого потолка по прибытии Северного домой. Чем настроение только улучшил. Удивительно прыгучее существо, удивительно!

Северный выгулял пса. И присел к лэптопу. Счастье счастьем, а текущих рабочих вопросов никто не отменял. Он открыл почту, перечитал последнее письмо Алёны. Несколько раз перечитал. На сосредоточенную аналитическую работу мозг никак не хотел настраиваться. Счастливые люди глупеют. Давно доказано. Им, счастливым, сложнее сосредоточиться. Особенно – на чужих несчастьях. Пока он варил себе кофе, бродил по любимому маршруту с «кухонной зоны» на лоджию, в почту вывалилось письмо от… Дария Соколова.

Здравствуй, дядя Сева!

Я прочитал те книги, что ты мне купил. Это очень хорошие книги. Папа завёл мне почтовый ящик, чтобы я с ним переписывался. Но я подумал, что это глупо, и спросил его, как можно написать тебе. А ещё папа говорит про «Остров доктора Моро», что сто лет назад никто не мог представить, что эта книга станет книгой для детей. Её читали взрослые. Такая она была разноплановая. Мне она понравилась. «Волшебная лавка» мне тоже понравилась, спасибо!

Спокойной тебе ночи, дядя Сева.

Северному почему-то вспомнился убитый горем шеф-повар «Пожарских котлет» с его милым акцентом. Он улыбнулся и нажал «ответить»:

Здравствуй, идиот!

И ты ещё больший идиот, чем даже я мог предположить! Можно учить детишек обманывать «для пользы правды» – в жизни пригодится. Но становиться инициатором и пособником глупого вранья своих своим – это развращение. Увы тебе, друг мой, ты совсем не понимаешь собственных детей. Но ты их любишь настолько огромной, безразмерной любовью, что тебе многое простится. Наверное… Передай Дарию, наверняка вертящемуся у тебя под ногами, хотя ему давно пора в койку, что у него есть время до конца недели. На собственные мысли «о». А не на твои отмазки «про».

Привет супруге и Дашуте.

Через две минуты в почту упало:

Ладно. Всё передал.

Твой дядя Сеня.

И ещё через минуту:

Севка, у Леськи в субботу день рождения! Я ей тут, короче, типа стишок начал писать. Вот, смотри, уже четыре строчки наваял – целый час потел. Мне кажется, это самое лучшее, что у меня когда-то получалось!

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

Правда хорошо? Талантливо? Сейчас буду дальше сочинять!

– Угу, угу, – покачал головой Северный и тут же отправил другу ответ:

«У меня налицо все пошлые признаки влюблённости: отсутствие аппетита, бессонница и маниакальное стремление сочинять стихи. Слушайте, что я накрапал вчера ночью при колеблющемся свете электрической лампы: „Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолётное виденье, как гений чистой красоты“. Правда хорошо? Талантливо? И только на рассвете, когда дописаны были последние строки, я вспомнил, что этот стих уже написал А. Пушкин. Такой удар со стороны классика! А?»[26]

Так что не мучайся, брат Сеня, за тебя уже давным-давно «дальше» написал Б. Пастернак:

…

А в рифмах умирает рок

И правдой входит в наш мирок

Миров разноголосица.

И рифма не вторенье строк,

А гардеробный номерок,

Талон на место у колонн

В загробный гул корней и лон.

И в рифмах дышит та любовь,

Что тут с трудом выносится,

Перед которой хмурят бровь

И морщат переносицу.

И рифма не вторенье строк,

Но вход и пропуск на порог,

Чтоб сдать, как плащ за бляшкою

Болезни тягость тяжкую,

Боязнь огласки и греха

За громкой бляшкою стиха.

Красавица моя, вся суть,

Вся стать твоя, красавица,

Спирает грудь и тянет в путь,

И тянет петь и – нравится.

Тебе молился Поликлет.

Твои законы изданы.

Твои законы в далях лет.

Ты мне знакома издавна.[27]

Паршивый, кстати, стишок. Но ты, Соколов, прекрасен. Просто как явление природы. Никогда не понимал и, наверное, уже никогда не пойму, как ты умудряешься зарабатывать вполне приличные деньги! Лови, малыш, это тебе и твоим метаниям (даже вспотеть не успел):