Читать книгу "Охота на Тени - Екатерина Урузбиева"

– Готов ли ты избавиться от предрассудков и ложных идолов?

– Готов.

– Готов ли пройти путь искупления? – Голос Первосвященника возвысился, пробирая до самых потаенных уголков души.

– Да, – почти выкрикнул Бран.

– Хорошо, – мягко заключил Первосвященник. – Тогда следуй за нами и делай в точности, что мы тебе скажем, не колеблясь ни секунды. Только так пройдешь путь искупления и очистишь свою душу.

К этому времени они дошли по стене до монастырских ворот, через которые Бран вошел сюда прошлым днем. Они спустились по круглой винтовой лестнице внутри башни и оказались на широкой дороге, ведущей от ворот к храму. Вчера Бран так и не смог побывать в нем, и теперь храм вновь открывался перед ним в своем величии. Ночью он был не менее впечатляющим. Белые стены, колонны, золотой купол покрылись серебром лунного света. Рельефы еще резче выделялись на стенах, оживляя картины прошлого.

В полном молчании и тишине Бран и Первосвященник приближались к храму. Они шли медленно, и каждый шаг отпечатывался в сознании мальчика. Каждый шаг приближал его к чему-то значительному. Он чувствовал, что этой ночью вся его жизнь изменится. Скоро он перестанет быть простым послушником. Он будет учиться на Первосвященника, и, может быть, однажды кто-нибудь напишет его житие. О том, кем он был, как родился, что видел и преодолел, и самое главное – как прошел испытание веры.

Храм рос и рос в глазах Брана с каждым шагом. Они ступили на первую широкую ступень лестницы, ведущей к распахнутым дверям. Внутри стоял торжественный полумрак, разгоняемый лишь светом нескольких свечей. Они шагнули внутрь. Бран не услышал, но почувствовал, как закрылись тяжелые высокие двери за их спинами.

Центральное помещение храма было огромным. В дальнем конце на постаменте был установлен Образ. Два ряда колонн прокладывали к нему дорогу. Углы терялись во мраке. Сводчатого купола тоже не было видно, колонны будто уходили прямо в мглу неизвестности.

Дорожка из свечей на высоких позолоченных подсвечниках между колонн уводила вперед. В торжественной тишине Бран следовал по ней за Первосвященником.

Когда они подошли к Образу, послушник упал на колени. В сердце всего монашества, в главном храме Мирограда у Образа, не оскверненного слугами Нечистого, он вознес молитву Отцу Небесному. Как давно он не мог вот так искренне и от всего сердца помолиться в храме!

Когда Бран поднялся с колен, Первосвященник указал ему на поблескивающий в свете свечей предмет, лежавший на кафедре. Послушник медленно подошел и с удивлением узнал серебряный кинжал Гестионар Овир. На идеальном клинке была четко видна зарубка.

– Возьми его, – сказал Первосвященник.

Бран удивленно уставился на Его Святейшество. Никто не мог прикоснуться к клинку Гестионар Овир. Послушник уже видел, как это пытался сделать один из лесных разбойников Дорго. Он сам сильно обжегся, когда однажды использовал клинок против Унхасая.

– Бери, – утвердительно кивнул Первосвященник, и Бран протянул руку.

Вопреки ожиданиям, ладонь не обожгло, не ударило болью. Ничего не произошло. Клинок свободно лег в руку. Только теперь Бран заметил, что рукоять была чем-то перемотана.

– А теперь ступай и исполни свой долг. Пришла пора пройти путь искупления, – велел Первосвященник и отступил в сторону, открывая взгляду мальчика страшную картину.

В полукруге свечей стояла привязанная к колонне девушка. Ее походная одежда была изорвана, лицо носило следы побоев. Темные волосы с единственной светлой прядью растрепаны и спадали на плечи и грудь, вместо того чтобы быть собранными в аккуратную косу за спиной. Она стояла абсолютно неподвижно, сложно не живой человек, а еще одно каменное изваяние, каких было полно в саду и на площади. Разбитые губы плотно сомкнуты. Только глаза сверкали в бликах свечей. Одни глаза ее были живы. И они смотрели Брану прямо в сердце. Он с трудом узнал Лигию.

Мальчик перевел перепуганный взгляд на Первосвященника. Тот был непреклонен.

– Пройди последнее испытание веры, дитя. – Бархатный голос Первосвященника разлился по храму. Разве мог этот голос лгать или велеть сделать что-то плохое? – Не верь глазам своим. То лишь чудовище под человеческой маской. Разрушь этот порочный круг. Уничтожь ее. Докажи, что ты истинный воин монашества. Наполни свое сердце праведным гневом. Вспомни, кто виноват в гибели твоего наставника пресвитера Никониила.

Неизвестно каким образом, но Бран оказался перед Лигией. Серебряный клинок в его руках был направлен точно ей в живот. Голос Первосвященника не умолкал ни на мгновение, веля нанести удар. Сердце подпрыгивало в груди, все мышцы вдруг одеревенели. Мысли спутались и пульсировали болью где-то в затылке. И вдруг… не может убийство свершаться именем Отца Небесного. Это же Лигия. Даже если она совершила что-то… Нет, он не может этого сделать.

Серебряный клинок со звоном упал на каменный пол. Слезы хлынули у Брана из глаз. Он обернулся к Первосвященнику:

– Простите меня, – всхлипнул мальчик. – Простите, но я не могу. Отец Небесный учил нас милосердию. Пожалуйста, проявите его к Лигии. Пусть мне никогда не стать монахом и жизнь моя будет жалкой. Но я не убийца!

– Трус! Слабак! – Внезапно лицо Первосвященника исказилось от злости. Он шагнул вперед и со всего размаху ударил послушника по лицу.

На несколько мгновений мир для Брана перестал существовать. Не сразу он понял, что оказался лежащим на холодном полу. В ушах звенело, щека горела от удара.

– Оставь его! – вдруг прозвучал голос Лигии. Что-то изменилось. Ее тело перестало казаться каменным изваянием, лицо ожило, словно с нее спало какое-то заклятие оцепенения.

– Не смей обращаться ко мне, ведьма! – взвизгнул Первосвященник. Впервые он заговорил о себе в единственном числе. Маска величия и благочестия слетела с него, обнажив чрезмерно полного, обозленного человека.

– Хватит! Отпусти мальчика! – потребовала Лигия. – Как далеко ты еще хочешь зайти в своих преступлениях? Свою душу ты уже сгубил. Но еще можно не сгубить его.

– Ты ничего не знаешь, ничего не знаешь обо мне, – пробормотал Первосвященник, обеими руками хватаясь за голову. – Я должен был! Должен был это сделать.

– Зачем ты выпустил Унхасая?

При последних словах Лигии настала гробовая тишина. Бран в ужасе уставился на Первосвященника. Несколько мгновений тот внимательно смотрел на ведунью, потом лицо его исказилось от нервного смешка.

– А ты разве не понимаешь? Или Гестионар Овир не видят дальше собственного носа? Посмотри, что творится в мире! Люди увлечены только собственными заботами. Они вспоминают об Отце Небесном, только когда кто-то умирает или рождается. Только большое горе может заставить их идти в храм.

– И ты решил обеспечить им это горе? – с отвращением спросила Лигия.

– Именно! – Глаза Первосвященника вспыхнули лихорадочным безумным огнем. – Именно! Ты начинаешь понимать. Монашество теряет власть. Нас чтут уже не так, как сто, двести лет назад. Люди изменились. Они испортились. Я должен был вернуть их в лоно монашества.