Читать книгу "Повязанный кровью - Павел Корнев"

Да уж, крупная шишка к нам пожаловала. Вряд ли на весь форт найдется два пехотных капитана. К тому же о статусе человека больше говорит не золотое шитье мундира, а моментально отлипшие от стен и вытянувшиеся по струнке караульные. Да и мгновенно наступившее молчание в казармах тоже дорого стоит: значит, успели выдрессировать.

– Стройся! В шеренги по дюжине! Ровнее!

На этот раз команды капрала выполнялись куда расторопней, но сейчас и этого оказалось недостаточно: малейшие заминки карались ударами дубинок, зуботычинами латных рукавиц и тычками коротких копий. Но надо сказать, и выстроились мы гораздо быстрее. И куда ровнее.

Большинство заключенных, хоть ни черта и не понимали в армейских знаках различия, но безошибочно определили в седом важную птицу. Так что ни глупых вопросов, ни попыток потянуть время больше не было. Все шкурой чуяли, что сейчас любая оплошность может обойтись слишком дорого.

– Я капитан Торсон. – Седой сделал шаг вперед и оперся на изящную трость с позолоченным набалдашником. Мне удалось различить легкую хромоту, но уверен: при необходимости капитан может двигаться и стремительней, и изящней большинства приглядывавших за нами пехотинцев. – И это все, что вам надо обо мне знать. Важнее другое – отныне ваши никчемные жизни зависят только от меня и моих людей.

Капитан обвел строй тяжелым взглядом, и, думаю, стоявшим в первом ряду стоило немалых усилий, чтобы не отшатнуться назад. У меня так чуть волосы на затылке дыбом не встали.

– Думаю, судьи и вербовщики призывали вас искупить грехи службой в доблестной армии великого герцога Альфреда Третьего? – после недолгой паузы продолжил Торсон. – Надеюсь, никто из вас не принял эту чушь всерьез? Или кто-нибудь всерьез рассчитывает искупить вину кровью? Забудьте! Текущая у вас в жилах моча никому не нужна. Как и ваши жизни. Все, что вы можете, – это сдохнуть во славу его светлости. Или просто сдохнуть. Лично для меня разницы никакой.

Седой медленно прошелся вдоль шеренги, но теперь его взгляд потерял былую пронзительность – капитан о чем-то задумался.

– И запомните: с этого дня для вас есть только два пути: выполнять приказы или станцевать с пеньковой веревкой. Любое неподчинение карается незамедлительно. За попытку дезертировать – виселица. За драки и воровство – батоги и яма. За неподчинение приказу – две дюжины плетей. Все ясно?

Не дождавшись ответа от подавленно молчавших новобранцев, Торсон повернулся к сопровождавшему его лейтенанту и, усмехнувшись, кивнул на неподвижно замерших осужденных:

– На первый раз сгодится и молчание. Но чем раньше вбить в это быдло устав, тем лучше. Займись.

Капитан Торсон развернулся и направился к воротам лагеря, на ходу постукивая тростью по голенищу сапога. Капралы, не отставая ни на шаг, зашагали следом, а оставшийся лейтенант, явно подражая командиру, медленно прошелся перед строем. Низкорослый и широкоплечий, он, в отличие от капитана, был одет не в пехотный мундир, а в длинную, подпоясанную широким ремнем кожаную куртку. И лишь золотом вышитые на левой стороне груди дубовые листья отличали его от рядовых пехотинцев.

– Стивенсон! – Приняв какое-то решение, лейтенант щелкнул пальцами.

– Слушаю, господин. – Похожий на пугало долговязый капрал моментально оказался рядом и, перестав сутулиться, замер, ожидая распоряжений.

– Дюжину в первую казарму, полторы в третью, остальных в четвертую.

– Слушаюсь!

– Завтра на рассвете выгонишь их в поле. И пришли за мной, когда все доходяги отсеются.

– Будет исполнено!

Потеряв к нам всякий интерес, лейтенант подозвал к себе одного из караульных, а капрал, не теряя ни мгновения, тут же приказал рядовым распределить нас по казармам. Те недолго думая ударами дубинок разделили новобранцев на три группы, и мне, Арчи и Шутнику даже не пришлось прикладывать каких-либо усилий, чтобы остаться вместе. Капрал пересчитал всех по головам, перегнал несколько человек из одной группы в другую и, для порядка устроив разгильдяям-караульным разнос, приказал развести нас по баракам.

И, как назло, именно нашей группе выпало под ударами дубинок срывавших злость пехотинцев бежать в самую дальнюю – четвертую – казарму. Дежурившие у ее запертых дверей трое рядовых в который уже за сегодня раз нас пересчитали, дождались, пока жующий смолу янтарного кедра писец оформит соответствующую запись в журнале регистрации, и только после этого разрешили загнать всех внутрь.

Облизывая рассеченную скользящим ударом латной рукавицы губу, я поморгал, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте, и придержал за руку уже направившегося занимать свободные нары Шутника. Один момент сразу же резанул мне глаза, и, прежде чем принимать какие-либо решения, следовало кое-что уточнить.

– Ты чего? – вырвал рукав Габриель и осторожно прикоснулся к наливавшемуся под правым глазом синяку. – Займут же все.

– Без мест не останемся, – разминая отбитое плечо, остановился рядом Арчи и оглядел длинное помещение, со стен которого в два ряда свисали нары. Свободных нар, надо сказать, было несколько меньше, чем загнанных в барак новобранцев. – Надо только решить, с какой стороны остановимся.

Да я к этому времени и сам уже сообразил, что именно меня насторожило: с левой стороны на нас смотрели изуродованные каторжными клеймами бандитские рожи, с правой расположилась совсем другая публика, и верховодили там не тени, а пойманные на браконьерстве и контрабанде выходцы с окрестных деревень. И те и другие смотрели на вновь прибывших без всякого дружелюбия, только что о мясе никто не кричал.

По всему выходило, что решать, с кем мы, придется в любом случае, и тянуть с этим не стоило: почти все с выбором уже определились, у входа продолжало топтаться человек пять, не больше. И что самое лично для меня неприятное – тот выродок, которого я ткнул пальцами в глаза, уже по-приятельски беседовал на левой стороне со здоровенным амбалом, кисти которого покрывали черные и зеленые узоры каторжанских наколок.

– О, посмотрите-ка, кто к нам пожаловал, свежее мясо! – С нар, шлепнув пятками по насыпному полу, спрыгнул худощавый паренек и почесал себя по голому пузу. – А чего это вы без приглашения? Свободных мест нет. Или отработаете?

Два молодых парня шарахнулись от уже выбранных на левой стороне пустых нар и нерешительно остановились на середине барака.

– Не кипишуй, Джига, – раздался с правой стороны уверенный голос, и по нарам каторжан пробежал тихий недовольный шепоток. Ух ты, как здесь все запущено! Не хватает только искры, чтобы побоище началось. – Вы, двое, идите сюда, найдется для вас местечко.

– Я смотрю, Вол, тебя на молоденьких мальчиков потянуло? Неужто хозяйство отросло? – не остался в долгу Джига, и теперь забурлила уже правая сторона. Но заводиле, похоже, было на это просто наплевать, и он направился к нам. – А вы чего застыли, аки столбы соляные?

– Мы это… – Тут я средним пальцем правой руки вытер соринку из правого глаза, а левую якобы невзначай завел за спину. – Смотрим мы. Место выбираем. Чтобы, значит, к душе легло.