Читать книгу "Первая жизнь, вторая жизнь - Ольга Володарская"

— Познакомиться с танцовщицей в клубе они могут, угостить шампанским, но не более. Меня и до этого приглашали в приват-комнату и задавали тот же вопрос, и неизменно я отвечала: «Не продаюсь».

— И сколько Пименов посулил? Ведь его не удовлетворил твой отказ.

— Начал с сотни тысяч рублей, закончил десятью миллионами.

— Так вот откуда взялась эта сумма? — Сема припомнил, что именно она фигурировала в перепалке Лены и свалившегося как снег на голову Сергея Сергеевича. Якобы он пытался откупиться от нее именно ею, желая, чтоб та отстала от Витали. — И ты отказалась переспать с Пименовым за десять лямов?

— Рублей — да. Сказала, когда на кону будет стоять такая же сумма, но в валюте, я подумаю.

— Как отреагировал?

— Посмеялся. Сказал, ни одна баба таких денег не стоит. Даже звезда мирового масштаба. Я с ним согласилась и вернулась в зал.

— Но ты его заинтересовала?

— Да. Но уже не как телка на одну ночь. Он стал ухаживать за мной. Присылать цветы, мягкие игрушки, духи. Ничего дорогого, к чему-то меня обязывающего. Мы иногда кушали в ирландском ресторане или ходили в театр. Можно сказать, Пименов-старший просто оказывал мне знаки внимания. Для него десять-пятнадцать тысяч рублей семечки.

— И ты сдалась?

— С приставкой «бы».

— Не понял?

— Я бы сдалась! — раздраженно проговорила она. — Что тут непонятного?

— То есть он тебя окучивал, но так и не уложил в постель?

— Он решил уступить меня сыну. Виталя, как ты сам знаешь, падок на телочек. Поскольку ухаживания — это не по его части, довольствуется легкодоступными, пусть и очень привлекательными. Из нашего клуба он раза три танцовщиц увозил, а сколько через него прошло обычных посетительниц, никто не посчитает. Сергея Сергеевича это беспокоило. Он хотел бы пристроить сына, но тот жениться отказывался. Оставалось найти ему постоянную бабу. Желательно приличную. Но разве найдешь такую в привычном окружении Витали?

— Сергей Сергеевич заплатил тебе за то, чтобы ты охмурила его сына?

— Нет. Я ни копейки не получила от него. Но Пименов-старший, с которым довольно долго общались, сказал, что, если я полажу с его сыном, он рассмотрит проект восстановления усадьбы. О ней я рассказывала. И призывала заняться реставрацией. Но Сергей не имел личной заинтересованности. А когда она появилась, то дело сдвинулось…

— То есть, когда вы замутили с Виталей, Пименов-старший отсыпал-таки деньжат? И ты до сих пор считаешь, что не продаешься?

— Я лично ничего не получила. Мне проще было взять десять лямов. Но я сделала попытку внести вклад в историю и культуру края.

— Знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь? Чиччолину. Эта порноактриса была очень популярна когда-то, и она хотела отдаться Саддаму Хусейну, чтобы остановить войну в Персидском заливе.

— Согласись, если бы у нее получилось, она стала бы героиней.

— Пожалуй, — немного подумав, ответил Ткачев.

— Если бы Виталя мне не понравился, я не стала бы… — И с усмешкой добавила: — Разве что за десять миллионов долларов.

— Далась тебя эта сумма.

— Просто я решила когда-то… после некоторых обстоятельств… что если и соглашусь на секс за деньги, то только за огромные. Вот такие! — И широко развела руки. — Или стакан воды, если буду подыхать от жажды среди пустыни. Но, к счастью, я пока не умираю. А миллионы долларов никто не готов заплатить.

— Но ты не была влюблена в Виталю, так ведь? — не желал уходить от темы Семен.

— Я испытала это чувство раз в жизни и была жестоко наказана за него! — Она не рявкнула, но огрызнулась. — Мужчины пользуются нашей слабостью к ним. Даже ты…

— Я? — Это было неожиданно.

— Да, ты. Чувствуешь, что я без ума от тебя, и мучаешь меня.

Ого! Вот это заявка…

Лена без ума от него? И Сема должен это чувствовать? Чем? Не задницей же… Она только об опасности предупреждает. И то не Ткачева. И тонкой, эмпатической организацией он не мог похвастаться.

Считается, что творческие люди сверхчувствительны. Так вот он своим примером доказывал обратное.

Сема в неодушевленных предметах хоть что-то разглядывал, но в людях… Они были ему непонятны. Малознакомые точно. Он путался в суждениях. По первому взгляду судить пытался — обманывался. Решал в следующий раз не повторять ошибок и глубже копать — оказывалось, что под земелькой серой говнецо.

— Я ничего плохо не сделал тебе, — выдал Семен.

Больше не нашел что сказать. Действительно растерялся.

— Ты дразнишь меня, укоряешь, пытаешься подловить, и это я считаю безобидным дерганьем за косички. Но ты еще и обижаешь… Тычешь мою морду в тапки, как будто я кошка, которая в них нагадила.

— Ничего подобного!

— Значит, это неосознанно?

Выяснять отношения с женщинами Сема не любил. Даже с теми, с кем имел связи. А уж с Леной… Которая, да, ему нравилась. И он ей вроде бы… Но кто она ему?

— А ты так и не ответила на мой вопрос, — заметил Ткачев.

— Какой?

— Почему ты плакала?

— Обидно мне.

— Столько усилий насмарку?

— Можно сказать и так.

— Деньги у Витали есть. Если очень постараешься, он вложит их в усадьбу.

— Не хочу стараться. Надоело. Не фартовая я. Сил и удачи хватает только на то, чтобы не утонуть. Но заплыть дальше, чем остальные… А уж тем более рекорд поставить — это не моя история.

— Я тебя понимаю.

— Брось. Ты успешный человек. У тебя квартира, машина, свой бизнес…

— Но я все еще не могу заплыть дальше, чем остальные.

Лена подползла к Семе. Не на брюхе, естественно, на карачках. Ткнулась лицом ему в грудь.

Ткачев обнял ее, прижал к себе. Без всякой сексуальной подоплеки. Просто захотел поддержать.

Девушка угнездилась в его объятиях, уткнулась носом ему в шею. Обмякла.

— Это ты убил Пименова-старшего? — услышал Сема шепот.

— Чего?

— Можешь не говорить, просто кивни.

Ткачев схватил ее за плечи и отстранил от себя.

В домике было темно, за окном мрак, дверка печки закрыта, и все же ее глаза он мог рассмотреть. Но как прочитать, что в них? При ясном свете не рассмотришь…

И Сема не нашел ничего лучше, чем отфутболить вопрос, как мяч:

— Это ты убила Пименова?

— Нет, — без колебаний ответила Лена. — Его смерть поставила точку на моих грандиозных планах.

— Как и на моих.

— Да, но я не ненавидела Сергея. А ты — да. Вот я и спросила.