Читать книгу "Золотые пластины Харати - Эрнст Мулдашев"

— Вы еще забыли про заколдованное «место голодного черта», где реализуются все плохие мысли человека, — Селиверстов посмотрел на Рафаэля с Равилем, — кончайте накручивать! Я то по жизни опасностей ой-ой сколько видел. Вон мы с шефом в Гималаях с какими только опасностями не встречались: и лавины, и ситхи, и мертвая вода, и психоэнергетический барьер Сомати-пещер. И ничего — живы и здоровы.

— Риск — благородное дело. Любой исследователь, тем более исследователь-путешественник рискует, и рискует не только честью ученого, но порой и жизнью, — патетично с поучающими интонациями произнес Рафаэль Юсупов. — Просто разумно надо ко всему подходить, ответственно.

— Интересно, как оно будет в объятиях Шамбалы? — как бы сам себя спросил романтичный Равиль.

Дорога, по которой мы ехали после пересечения границы Непала и китайского Тибета, и в самом деле была просто жуткой. Она проходила над пропастью высотой 300— 400 метров , была узкой и состояла из крупных камней вперемежку с грязью. Иногда появлялась колея, и машина начинала буксовать в нескольких сантиметрах от пропасти. Однажды встретился водопад, падающий с почти отвесного склона на край дороги. На этом месте образовалась вымоина. Колесо нашего джипа, попав туда, начало скользить и зависло над пропастью.

— Ва, ва, ва! — вскричал водитель-тибетец.

— Это он «ой» сказал — прокомментировал Рафаэль Юсупов.

Из жестов водителя мы поняли, что нам следует всем сдвинуться в кабине в сторону, противоположную пропасти, что мы и сделали. Три колеса начали натужно вытаскивать четвертое зависшее колесо. Вскоре четвертое колесо затянулось на землю, и мы поехали вперед.

— Ух, — послышался вздох Селиверстова.

Уже вечером мы достигли маленького китайского городка Джангну, еще раз прошли таможенную проверку и уже ночью, так же над пропастью поехали дальше, чтобы добраться до поселка Ниалам, где должны были переночевать.

— Ночью лучше ехать, высоту пропасти не видать, — отметил Рафаэль Юсупов.

Какие они — тибетцы

Поселок Ниалам располагался на высоте 3750 метров в ущелье и, как нам сказали, был типичным тибетским поселком. Мы разместились в тибетской гостиничке с кроватями, на которых лежали оригинальные коврики, сотканные из шерсти яка. Поужинали мясом яка, и попили чай, куда было добавлено сало этого животного. Было очень непривычно.

Утром удалось найти полчаса времени, чтобы походить по поселку и понаблюдать за жизнью тибетцев. Первое, на что я обратил внимание, это красные ленты с бахромой, вплетенные в косы на головах мужчин и женщин, о роли которых в выведении вшей путем их периодического простирывания рассказывал мне англичанин Тим. На пороге домика я увидел двух женщин, одна из которых увлеченно перебирала волосы другой, иногда смачно вскрикивая и производя двумя пальцами давящие движения. Нетрудно было догадаться, что она говорила что-то типа «Ах, сволочь (вша), попалась!».

Дети, конечно же, чистотой своих лиц и рук тоже не отличались. Они, тибетские дети, как мне показалось, имели, чуть ли не врожденный инстинкт — попрошайничать. Стоило только мне взглянуть на одного юного отпрыска тех людей, от которых некогда зародилось все человечество, как он сразу протянул руку и зычно сказал:

— Сэр, гив (сэр, дай). Я полез в карман и, достав китайский юань, протянул его тибетскому пацану. Вместо «спасибо» он крепко вцепился в мой рукав и, топая ножкой, начал требовательно голосить: — Гив, гив, гив.

Откуда ни возьмись появились еще несколько мальчиков и девочек, которые стали отталкивать конкурента, вцепившегося в мой рукав и также стали выкрикивать это гавкающее слово «гив». Я достал еще несколько юаней и протянул их им. Дети кинулись на них, конкурируя, и даже порвали один юань. Я повернулся и, сопровождаемый негодующими криками, пошел к машине. Вслед мне кинули камень.

Надо честно отметить, что в поселке встречались и бритоголовые дети, которые не попрошайничали. Видимо, они относились к более зажиточным слоям населения Тибета, для которых была небезразлична проблема профилактики вшивости. Но взрослые мужчины в обязательном порядке носили косу с красной лентой. Нам пояснили, что коса с красной лентой считается признаком мужского достоинства, а вопрос о благоприятных условиях для размножения вшей оставили без ответа.

В этом же поселке мы неоднократно видели, как тибетцы носят ошкуренные туши животных, чаще всего баранов, мясо которых было покрыто тонкой прозрачной корочкой. Любознательный Рафаэль Юсупов стал расспрашивать тибетцев об этом и выяснил, что мясо на Тибете под открытым небом не портится, а просто слегка подсыхает, покрываясь корочкой и сохраняясь долгое время. Причиной этого, как он пояснил, является отсутствие насекомых в высокогорье.

— Смотри-ка, — удивился Селиверстов, — как велика роль того, что мясо могут мухи обгадить. Неужели их дерьмо столь едучее, что оно может мясо разъесть и вонь вызвать?

— Неверно думать, — Рафаэль Юсупов серьезно посмотрел на Селиверстова, — что мухи садятся на мясо только для того, чтобы сходить в туалет. Они, мухи, личинки в мясо откладывают, которые там размножаются и дают новое поколение мух. Выросшие личинки зеленых мясных мух опарышами называются, на которые, как известно, хорошо клюет рыба. В Китае эти опарыши деликатесом и для людей считаются, в жареном, конечно, виде.

— А я бы опарышей не стал есть, хоть в жареном, хоть в пареном виде.

— А зря, — многозначительно произнес Рафаэль Юсупов.

Чуть позднее мы неоднократно видели, как тибетцы едят мясо в сыром виде, даже не посыпая солью. Блаженство было написано на их лицах. Я понимал, что добыть огонь и сварить мясо на высоте 4000— 5000 метров было непростой задачей.

Погрузив весь наш скарб в грузовик, мы отправились дальше в путь. После поселка Наилам ущелье расширилось, дорога стала лучше. Мы поднимались все выше и выше, чтобы пересечь гималайский хребет.

По пути стали встречаться яки, груженые травой. Сено, которое здесь отнюдь не косят косой, а режут серпом, тибетцы складывают в копны во дворе для предотвращения мора скота, случающегося по причине возможного образования зимой плотной снежной корки, препятствующей тебеневке, когда животные раскапывают снег и едят мерзлую жухлую траву.