Читать книгу "Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы - Василий Звягинцев"

Моря должны оставаться под англосаксонским контролем. Отсюда же вытекала мысль, что Россия, даже коммунистическая, как держава континентальная соперничества Британии на морях составить не может, но для поддержания баланса в Европе вполне годится в качестве союзника. Особенно учитывая факт, что сейчас, в отличие от четырнадцатого года, ресурсами и дипломатическими возможностями для занятия Стамбула и проливов не обладает.

Аналитики, что друзья, что враги сэра Уинстона, не ошиблись.

Черчилля, бывшего тогда всего лишь военно-морским министром, вызвали к королю. Впоследствии он так описал эту судьбоносную аудиенцию:

«Его Величество принял меня очень любезно и пригласил сесть. Он смотрел на меня некоторое время испытывающе и лукаво, а потом сказал: „Думаю, вам неизвестно, зачем я за вами послал“. Я ответил в том же духе: „Сир, я просто ума не приложу зачем?“ Он рассмеялся и сказал: „Я хочу просить вас сформировать правительство. С учетом всех печальных обстоятельств“. Я ответил, что, конечно, сделаю это».[40]

Антон, узнав о назначении Черчилля премьер-министром, тут же примчался к Сильвии. Отдал мокрый плащ, зонт и котелок слуге, поправил перед зеркалом прическу. Следом за хозяйкой поднялся на второй этаж, в ее кабинет. Выбрал кресло, стоявшее спинкой к эркеру.

— Я вас поздравляю, леди. Теперь вы вошли в ближний круг. Сэр Уинстон, безусловно, не забудет прежней дружбы и нынешней услуги. Его мечта исполнилась. Теперь я тоже не против с ним повидаться. Вряд ли он меня забыл. Тринадцать лет не срок, тем более для крупного политика. У меня есть интересные предложения.

— Не рано ли, друг мой?

— Если думаете, что рано, могу подождать. Но не больше недели. С Испанией нужно что-нибудь делать. И с Гитлером тоже. Не говорю о Сталине. Но вы убедились, что наша методика работает? Без всяких высших вмешательств?

— Убедилась, — кивнула Сильвия, почти непроизвольно одергивая юбку. Слишком пристально друг-конфидент рассматривал ее колени. Она бы и не возражала, но смешивать большую политику и плотские утехи ей пока не хотелось.

— Это вы убили Чемберлена?

— Фу, как грубо, — оскорбился Антон. — В жизни своей никого не убивал. Хотите верьте, хотите нет. Это ваши сотрудники подобным грешили. А я иногда не препятствовал определенным «эксцессам исполнителей», иногда их, бывало, стимулировал. Но руки мои чисты, — словно бы в доказательство, он протянул Сильвии свои ладони.

— Верю, дорогой, верю. Но почему он умер так непристойно и своевременно?

— Расклад-с, — только и осталось Антону вспомнить старый анекдот преферансистов.

— Дальше что делать будем?

— Воевать, май бьютифул леди, воевать. Впереди полвека необъявленных войн, и мы подписали контракт на весь срок. Хорошо, теперь исходя только из личных соображений! Но результат вполне может оказаться тем же самым…

— Как будто у нас есть выбор, — с неожиданной для ее облика печалью сказала Сильвия.

— На том и сойдемся. Как с моими документами?

— Наверное, послезавтра все будет готово. Траур трауром, но наша бюрократия работает четко в любых обстоятельствах.

Шульгин начал сворачивать свою миссию. Задача была выполнена. Уцелевшие при штурме дворца каудильо бойцы поместились в пять самолетов. Из шестидесяти спецназовцев Гришина убиты было пятнадцать. Еще половина ранены. Потери интернационалистов и коренных испанцев превышали пятьдесят процентов. Очень, очень много, так нельзя воевать, корил себя Сашка, одновременно признавая, что итог куда важнее.

Что, три дивизии, целиком погибшие при неудачной попытке прорвать вражеский фронт, стоят меньше, чем полторы сотни солдат, обеспечивших успех стратегической операции? По отдельности каждого жалко, особенно если видел их в лицо, разговаривал и обещал светлое будущее. А потом он лежит, ничком или навзничь, и на него падает нетающий снег.

Зато минимум миллион человек продолжат жизнь, не догадываясь, чему и кому они этим обязаны. Может быть, осуждая и ненавидя спасителей и победителей.

— Товарищ Рокоссовский, — сказал он, входя в кабинет Главного военного советника, — теперь все возлагаю на вас лично, полностью.

Зампред Совнаркома Шестаков выглядел плохо, на взгляд комдива. Куда делись былая вальяжность и плотность тела? Щеки ввалились, глаза горели нездешним огнем, и движения казались чересчур резкими.

Он, разумеется, не знал о том, что Сашка сделал своими руками, думал, что тот всего лишь руководил десантной операцией. Сидя в сравнительно безопасном месте, как положено начальнику. Но и в этом случае легко такие рейды не обходятся.

— Что, Григорий Петрович? Что возлагаете?

— Все, — повторил Шульгин. — Всю полноту военного руководства. После смерти Франко замены ему не найдется. Немцы и итальянцы на днях начнут эвакуацию. Гарантирую. Прието будет поддерживать вас как минимум полгода. Деваться ему некуда. Последний расчет получит как раз в июле. Все подчиненные вам боеспособные части, особенно бригаду Кривошеева, сосредоточьте в Мадриде. И знаете, для чего?

— Наступать на Малагу и Кадис? — предположил Рокоссовский.

— Нет. Когда испанцы закончат собственные разборки, подпишут мир, или не знаю что, какой-нибудь «пакт Монклоа[41]», вы будете гарантом стабильности. Жестким и даже жестоким. Не принимающим во внимание ничьи интересы, кроме наших. Чтобы подопечные не передрались. Как говорил Император Николай Первый, чтобы ни одна пушка не выстрелила без нашего разрешения. Вы уловили мою мысль?

— Так точно. Триста танков, почти пятьсот самолетов и двадцать тысяч пехоты будет достаточно. А вы оставите мне своих бойцов? Зачем они вам в Москве?

— Оставлю, Константин Константинович, оставлю. В Москве начнутся совсем другие дела. Главное же — я вам оставлю деньги. Много денег. Это входит в мои обязанности и возможности. И расскажу, как их нужно использовать. Считайте, помимо всех иных властей, вы как бы здешний прокуратор. Полпред будет согласовывать с вами все дипломатические шаги. Историю Древнего Рима учили?

— Не так чтобы очень, — смутился комдив.

— Почитайте на досуге.

Решив, что главное сказано, Шульгин жестом показал, что налить уже пора. Тем более — есть повод. Рокоссовский подал стоявший на тумбочке графин сухого.

— Вам, Павлову, Громову и еще нескольким товарищам сегодня присвоено звание Героев Советского Союза…