Читать книгу "Право Света, право Тьмы - Надежда Первухина"

— Федя…

— «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?» Это Послание к Римлянам, если ты помнишь.

— Я помню. Но для чего ты…

— Разве эти слова не взывают к тому, чтобы мы, последователи Бога, не страшились опасности? Чтобы мы, как избранные Его, воевали со злом во всех проявлениях? Чтобы ни скорбь, ни голод, ни меч не мешали нам исполнять свой воинский долг, ибо мы — воины вечной битвы со вселенской тьмой.

— Ты неверно эти слова —истолковал! Апостол говорил, что верующих должна укреплять мысль о том, что Бог не оставит их в Своей милости. Что среди скорбей не надо унывать. А ты говоришь о каком-то избранничестве! Почему ты считаешь, что избран? Кем ты избран?

— Конечно, Богом! Разве могло быть иначе?! Есть только Бог и Сатана. Сатана не мог бы послать мне знамение. Потому что я защищен от его каверз. Значит, знамение послал мне Бог.

— Ты так уверен в себе?

— Да, потому что я себя знаю.

— Федя, скажи, — тихо заговорила Зоя, — а как ты вообще… относишься к Богу?

— Как и должно верующему. Я верю в Него. В Его существование. В Его силу.

— Но… ты Его любишь?

— Бога не нужно любить. В Него нужно верить. Прежде всего. Что тут непонятного?

— И ты говоришь, что ты православный?

— Конечно.

Зоя сидела и сжимала пальцами виски. У нее разболелась голова от этого разговора. Но Федор истолковал этот ее жест иначе.

— Ты малодушный человек? — спросил он строго.

Зоя не знала, как ответить. Наконец она сказала:

— Я просто слабая женщина.

— Слабость — это не признак пола. Слабость-признак трусливой души. Я читал про одну святую девушку. Она дала обет целомудрия, а в нее влюбился юноша. Он каждый день приходил к ее окну и умолял о взаимности. Она же была холодна и тверда в своей чистоте. Однажды он пришел к ней, когда она пряла. И снова говорил ей о страсти. Она спросила: «Что тебе так нравится во мне, что ты теряешь свой разум?» — «Твои прекрасные глаза — вот что доводит меня до сладостного исступления!» — ответил юноша. Тогда девушка взяла и выколола веретеном свои глаза, чтобы юноша не губил свою душу соблазном. А ты говоришь — слабость… Кстати, когда мы поженимся, я предлагаю тебе соблюдать полное воздержание от… плотской любви.

— Мы поженимся? — слабым голосом переспросила Зоя.

— Конечно. А иначе зачем бы як тебе приехал? Я еще по нашей переписке понял, что ты — подходящая мне девушка. Ты тоже веруешь, ты много читаешь, знаешь Библию. У нас будет настоящий брак единоверцев и единомышленников. В таком браке не важны плотские отношения.

— А дети? Разве ты не хочешь, чтобы у нас, допустим, были дети?

— Нет! Под предлогом зачатия детей очень легко впасть в сладострастие и погубить свою волю и душу. Расслабиться. Впасть в похоть. Забыть о своей главной цели существования. Кроме того, дети — это лишнее в той жизни, которую нам придется вести. Мы будем подвижниками, борющимися со злом. Мы станем искоренителями ада на земле. Нам придется много молиться, воевать и испрашивать знамений у Бога.

— Понимаю… Конечно, дети помешают получению знамений. —.Зое казалось, что позвоночник у нее превратился в раскаленный железный штырь, на который насадили голову. А голова слеплена из снега — как у снеговика. И от соприкосновения с раскаленным железом голова начинает таять. А самое ужасное — этот запах. Запах человека, сидящего рядом. Такой запах может почувствовать только оборотень — и ужаснуться. Потому что от Федора исходил запах власти, жестокости и убийства. Запах враждебности всему миру.

А оборотни ориентируются по запаху.

И если рядом есть кто-то, от кого исходит флюид вражды… Оборотень может перекинуться и напасть. Рефлективно. Чтобы опередить, чтобы уничтожить предполагаемого противника.

— Федор, у тебя здесь есть вода? — не сказала, а почти простонала Зоя.

Тот слегка растерялся:

— Только в ванной.

— Где ванная?

Федор показал. Зоя метнулась в ванную, заперла за собой дверь на задвижку. Посмотрела в висящее над раковиной зеркало. В зрачках уже плескалась чернота превращения, а тело гудело и стонало, готовое к тем изменениям, которые так были Зое ненавистны.

— Нет, — прошептала своему отражению Зоя. — Сиди в клетке, зверь.

Девушка достала из кармана платок, заткнула им сливное отверстие раковины, пустила воду. Раковина начала заполняться водой. Зоя сняла с шеи свое странное украшение — на кожаном шнурке покачивался круглый широкогорлый кувшинчик из глазированной глины и с притертой пробкой. У модниц Щедрого считалось стильным носить подобные кувшинчики с вложенным в них лоскутком ткани, пропитанной ароматическим маслом. Но у Зои в кувшинчике была не ткань. Она откупорила кувшинчик и наклонила его над наполненной водой раковиной. Из кувшинчика упала капля. Капля освященного елея, того самого, которым помазывают болящих во время таинства соборования. Этот елей Зое (по ее просьбе) дала Ольга. Капля елея невидимой глазу пленкой растеклась по воде.

— У меня нет другого выхода, — сказала девушка. Челюсти уже сводило началом трансформации. Зоя припала ртом к воде и сделала большой глоток.

…Федор громко стучал в дверь ванной:

— Зоя, что случилось?! Зоя, открой! Тебе плохо?! Зоя…

Дверь открылась. Зоя стояла на пороге, зажимая рот. В ее глазах теперь была только —боль и печаль.

— Ты так кричала, — с упреком в голосе сказал Федор. — Что с тобой случилось?

— Живот скрутило, — сказала Зоя, не отнимая руки ото рта. — Гастрит. Я пойду домой.

— Тогда пока, — сразу успокоился Федор. — Конечно, иди.

— Завтра в восемь вечера репетиция. В клубе.

— Я приду, — пообещал Федор. — До встречи.

Провожать девушку, на которой всего лишь собираешься жениться, — поступок слишком примитивный. Не духовный и не возвышенный. Федор Снытников не совершал примитивных поступков.

Зоя буквально выбежала из гостиницы и только тогда убрала руку. Рот и губы кровоточили, словно кожу с них сорвало наждаком. Зоя схватила пригоршню снега и прижала его к губам, стараясь унять боль.

— Ничего, — пробормотала она. — На оборотнях все заживает. Зато я не выпустила своего зверя.

А Федор Снытников в задумчивости стоял над раковиной в своей ванной. В раковине была вода, густо окрашенная кровью. Зоя забыла вытащить платок и спустить ее.

— Гастрит, — сказал Федор. И коснулся рукой маленькой Библии, хранимой в нагрудном кармане пиджака.

…Зоя не торопилась идти домой. Рот горел и кровоточил. Тело ломило так, словно в нем не осталось ни одной целой кости — зверь мстил человеку за то, что ему не позволили выбраться. Зое хотелось уйти в лес и выть на луну. Но она не умела выть. За гостиницей «Цепеш» был маленький парк. Его разбили вампиры, они же ухаживали за деревьями, подрезали кусты, а зимой расчищали дорожки. Парк вампиров был очарователен, как пейзаж с рождественской открытки: засыпанные снегом кусты барбариса, дорожки, похожие на белые атласные ленты, сентиментальные снеговики с глазами из угольков и носами-морковками…