Читать книгу "Правда о допетровской Руси. «Золотой век» Русского государства - Андрей Буровский"

Какое предположение вернее, я предоставляю судить читателю (или выдвинуть свое, «третье» предположение). У меня самого нет определенного мнения, где истина. Очень может быть, уже в конце XVI века в «Старомосковском царстве Рюриковичей» многое изменилось… хотя и трудно сказать, насколько.

Не надо считать, конечно, что идиотской самоизоляции и страха перед всем иноземным не было совершенно в «Новомосковском царстве Романовых». Разумеется, если комплекс превосходства культивируется веками, он не исчезнет за несколько месяцев или лет. Голландские и шведские купцы жаловались и в Москву, и своим правительствам, что в Московии их держат буквально взаперти, не дают свободно ходить и договариваться о цене на товары, все время в чем-то подозревают, а в чем — не говорят. В дома русских купцов их не пускают, а если на подворье к голландцам приходят русские негоцианты, то стоящие на страже стрельцы не пропускают их к иностранцам.

Послы тоже, бывает, возмущаются дикими и не оправданными ничем стеснениями, которым подвергаются они в Московии. Но, конечно же, это только с их точки зрения ограничения ничем не оправданы. Московиты же (по крайней мере, некоторые из них) остро нуждаются в изоляции от иноземцев — в их представлении, получертей. И уж конечно, воеводы и стрельцы очень мотивированно ограждают население от их демонического влияния.

Очень характерна такая вот история: как персидский шах Аббас заставил московитов услышать претензии, которые высказывали много раз и европейцы.

В 1618 году в Персию, к шаху Аббасу, ездило посольство — князь Михаил Петрович Борятинский, дворянин Чичерин и дьяк Тюхин.

Шах велел явиться к нему младшего и по возрасту, и по чину дьяка Михаила Тюхина и заставил его выслушать весьма сильную речь:

«Приказываю тебе словесно к великому государю вашему, и ты смотри ни одного моего слова не утаи, чтоб оттого между нами смуты и ссоры не было; я государя вашего хотенье исполню и казною денежною его ссужу, но досада мне на государя вашего за то: когда послы мои были у него, то их в Москве и в городах Казани и Астрахани запирали по дворам, как скотину, с дворов не выпускали ни одного человека, купить ничего не давали, у ворот стояли стрельцы. Я над вами такую же крепость велю учинить, вас засажу так, что и птице не дам через вас перелететь, не только птицы, но и пера птичьего не увидите. Да и в том государь ваш оказывает мне нелюбовь: воеводы его в Астрахани и Казани и в других городах моим торговым людям убытки чинят, пошлины с них берут вдвое и втрое против прежнего, и не только с моих торговых людей, но и с моих собственных товаров, и для меня товары покупать запрещают: грошовое дело птица ястреб, купил его мне мой торговый человек в Астрахани, а воеводы ястреба у него отняли, и татарина, который продал ястреба, сажали в тюрьму, зачем продавал заповедный подарок! Вы привезли мне от государя своего птиц в подарок, я из них велю только вырвать по перу, да и выпущу всех — пусть летят, куда хотят. А если в моих землях мои приказные люди вашего торгового человека изубытчат, я им велю брюхо распороть».

Характерна реакция московских бояр на «проступок» дьяка Тюхина, который общался с шахом Аббасом наедине. Дворянин Чичерин и переводчик-толмач оправдывали Тюхина, рассказывали, что беседовал он с шахом Аббасом не по собственной воле и не из воровских соображений, но это помогало мало. Бояре сочли, что этот «слишком самостоятельный» человек и без того наделал много всяких проступков: «Михаилу Тюхина про то, что был у шаха наедине, к приставу своему Гуссейн-бек на подворье ходил один и братом его себе называл, польских и литовских пленников из московской тюрьмы взял с собою, и в Персии принял к себе обасурманившегося малоросского казака, расспросить и пытать накрепко, ибо знатно, что он делал для воровства или измены или по чьему-нибудь приказу».

70 ударов кнутом получил несчастный дьяк, 2 встряски, был жжен клещами горячими по спине, но в измене и воровстве не сознался и никаких «сообщников» не выдал. О литовских пленниках сказал, что их дали ему из Посольского приказа по челобитной, малоросского казака взял для толмачества, пристав назвал его кардашом (братом), и он его «назвал братом без хитрости».

Несмотря на это, бояре приговорили сослать его «за воровство и измену» в Сибирь и посадить в тюрьму в одном из сибирских городов — то ли за самостоятельность, то ли «на всякий случай», то ли все-таки за беседу с шахом Аббасом наедине.

Но характерен и резонанс этой истории: персидских послов и «торговых людей» стали принимать совсем не так сурово и все же меньше им мешали и жить, и торговать. В конечном счете отношения Московии и Персии наладились и оставались очень хорошими, несмотря на прямые контакты Московии с единоверными Грузией и Арменией, разоряемыми персидскими армиями и администрацией.

Как видно, действуют обе тенденции.

Интересную книгу о Московии времен Михаила Федоровича написал голштинский ученый, преподаватель Лейпцигского университета Адам Эльшлегер, вошедший в историю под псевдонимом «Олеариус». В 1633–1634 годах он принимал участие в шлезвиг-гольштейнском посольстве в Московию, а 1635–1639 годах путешествовал по Персии, проехав через всю Московию туда и обратно.

Многократно цитируется одно место из его сочинений — как при появлении посольства московитские крестьяне разбегаются или забиваются в избы, не желая глядеть на «латинян», а мамы закрывают глаза детям, чтобы они не видели «поганых». Не сомневаюсь, что Олеарий вовсе не придумал этого, да средневековые нормы и должны доживать дольше и держаться крепче в «глубинке». Но Олеарий же в других местах пишет и о бойких торговых людях, которые общались с членами посольства, желая узнать какие-то важные для них детали. И о тех же «торговых людях», которые ведут торг с иноземцами уверенно и спокойно, нимало не смущаясь тем, что они «иноверцы» и «еретики». А в некой деревне мальчишки бежали за посольством, высовывая языки и крича «поносные слова». Как видно, и в пресловутой «глубине России» действуют очень разные нормы и очень разное отношение к иноземцам. Жаль только, что из исследования в исследование, из тома в том цитируются одни страницы сочинения и совсем не замечаются другие.

Я же позволю себе с полной определенностью заметить: в Московии происходит серьезнейший культурный переворот, ломка традиции, становление новой системы ценностей. Не буду даже пытаться определить сроки этого переворота или число приверженцев обеих культурных систем в разные периоды истории. Главное — переворот происходит на протяжении всей истории «Новомосковского царства Романовых».

И еще одно обстоятельство, которое кажется мне очень примечательным. И в официальной переписке, и в частных письмах и записках людей XVII столетия стоит зайти речь о европейских делах, тут же начинают мелькать «комиссариусы», «резиденты», «агенты», «фриштыки» и «плезиры».

Про «резидентов» и «агентов» идет речь в царской грамоте псковскому воеводе в 1642 году. Ордин-Нащокин даже в письме к Алексею Михайловичу в 1660 году упоминает «шведского резидента».

На протяжении всего столетия складывается тот забавный русско-немецко-французский салонный жаргон, который мы привыкли считать явлением, целиком присущим XVIII веку, и над которым привыкли смеяться. Только в XVII веке применение этого жаргона имеет свои пределы: он применяется, когда речь заходит об иностранных или международных делах, а при обсуждении всего русского совершенно не применяется.