Читать книгу "Французов ручей - Дафна дю Морье"

Рокингем уже спустился с лестницы и, все так же пристально глядя на нее своими узкими кошачьими глазами, подошел к столу и уселся за дальним концом на месте Гарри. Нож он положил перед собой на тарелку.

Помолчав несколько секунд, он заговорил. Голос его звучал почти спокойно, что совершенно не вязалось с новым, странным выражением, появившимся на его лице. Ей казалось, что перед ней уже не тот Рокингем, с которым она веселилась в Лондоне и разъезжала верхом по Хэмптон-Корту и которого в глубине души презирала за суетность и тщеславие, а жестокий и опасный враг, способный причинить много неприятностей и бед.

– Я вижу, вы получили назад свои драгоценности, – произнес он.

Она пожала плечами – пусть думает что хочет. Главное – разузнать его замыслы, выяснить, что он собирается делать.

– И что же вы отдали взамен? – продолжал он.

Она начала вдевать серьги, следя за ним из-под руки. Его неотступный взгляд раздражал и пугал ее. Чтобы хоть как-то отвлечь его внимание, она проговорила:

– Что с вами, Рокингем? Отчего вы вдруг сделались так серьезны? Разве сегодняшняя шутка не доставила вам удовольствия?

– Вы правы, – ответил он, – я получил огромное удовольствие, наблюдая за тем, как дюжина мужчин послушно снимает штаны и расстается с оружием, напуганная горсткой шутников. Это напомнило мне наши похождения в Хэмптон-Корте. Но потом я заметил взгляды, которые Дона Сент-Колам бросала на главного шутника, и мне стало не до смеха.

Дона облокотилась на стол и положила подбородок на руки.

– Почему же? – спросила она.

– Потому что в эту минуту я понял все, что не давало мне покоя с самого приезда: и этот странный лакей, несомненно подосланный французом, и ваше непонятное расположение к нему, и загадочные прогулки по лесу, и отсутствующий взгляд, которого я никогда не замечал у вас раньше… Да-да, я вдруг понял, почему вы стали так безразличны и ко мне, и к Гарри, и ко всем остальным мужчинам. Вас интересовал теперь только один человек – тот, кто явился сегодня в Нэврон.

Он произнес это очень тихо, почти шепотом, но глаза его, устремленные на нее, излучали откровенную ненависть.

– Ну что? – спросил он. – Будете все отрицать?

– Нет, – ответила она, – я не собираюсь ничего отрицать.

Он, словно невзначай, взял с тарелки нож и принялся водить им по столу.

– А вы понимаете, чем это вам грозит? – произнес он. – Если истина выплывет наружу, вам не избежать тюрьмы, а может быть, даже виселицы.

Она опять пожала плечами и ничего не сказала.

– Что и говорить, невеселый конец для Доны Сент-Колам, – проговорил он. – Вам, полагаю, никогда не приходилось бывать в тюрьме. Вы не знаете, что такое мучиться от жары и вони, жевать черствый хлеб и пить воду пополам с грязью. А прикосновение веревки, медленно впивающейся в шею, вам тоже незнакомо.

– Вы напрасно стараетесь запугать меня, Рокингем, – спокойно ответила она. – Поверьте, я не хуже вас представляю себе ужасы тюрьмы.

– Я счел себя обязанным предупредить вас о возможных последствиях, – сказал он.

– Боже мой, – проговорила она, – и все это только потому, что милорду Рокингему почудилось, будто я улыбнулась пирату, отбиравшему у меня драгоценности. Расскажите это кому угодно: Годолфину, Рэшли, Юстику или даже Гарри – они поднимут вас на смех.

– Я понимаю, почему вы так спокойны, – возразил он, – вы думаете, что ваш пират уже плывет в открытом море, а вас защищают стены Нэврона. Ну а если он еще не успел удрать? Если наши люди схватят его и приведут сюда и мы устроим небольшое представление, как было принято лет сто назад, а вас пригласим в качестве зрителя? Что тогда, Дона? Неужели вы и тогда останетесь спокойной?

Она посмотрела на него, и ей снова – в который раз! – показалось, что он похож на гладкого, самодовольного кота, подкарауливающего беззащитную птичку. Перед глазами ее встали картины прошлого, и она вдруг со всей отчетливостью увидела то, что интуитивно чувствовала в нем всегда, – сознательную и злобную порочность натуры, обнаружить которую было очень трудно из-за всеобщей распущенности, царившей в их эпоху.

– Как вы любите драматизировать, Рокингем! – проговорила она. – Дыба и испанский сапог давно вышли из моды, еретиков больше не жгут на кострах.

– Еретиков, может быть, и не жгут, – согласился он, – а вот пиратов, насколько мне известно, по-прежнему вешают, колесуют и четвертуют, и сообщники их, как правило, не избегают этой участи.

– Ну что ж, – сказала она, – если вы считаете меня сообщницей пиратов, действуйте. Поднимитесь наверх, освободите гостей, разбудите Гарри, сгоните с него хмель, созовите слуг, оседлайте коней, пригласите на помощь солдат. А когда поймаете наконец вашего пирата, можете вздернуть нас рядом на одном суку.

Он молча смотрел на нее с другого конца стола и поигрывал ножом.

– Да, – сказал он, – я понимаю. Вас не страшат ни муки, ни пытки. Ничто не способно сломить теперь вашу гордость. Вы готовы принять даже смерть, потому что наконец испытали то, о чем мечтали всю жизнь. Разве я не прав?

Она посмотрела на него и рассмеялась.

– Да, Рокингем, – сказала она, – вы правы.

Он побледнел, шрам на его щеке проступил отчетливей, исказив лицо безобразной гримасой.

– А ведь на его месте мог быть я, – произнес он.

– Никогда, – ответила она, – никогда, видит Бог.

– Если бы вы не сбежали в Нэврон, если бы вы остались в Лондоне, вы непременно стали бы моей. Пусть от скуки, пусть от тоски, от безразличия, пусть даже от отвращения – но моей!

– Нет, Рокингем, нет, никогда…

Он встал, продолжая вертеть в руках нож, оттолкнул спаниеля, дремавшего на полу, и медленно закатал рукава рубашки.

Дона тоже поднялась, сжимая подлокотники кресла; тусклый отблеск свечей задрожал на ее лице.

– Что с вами, Рокингем? – спросила она.

Он улыбнулся – впервые за все это время – и, отшвырнув ногой стул, оперся на край стола.

– Ничего особенного, – прошипел он, – просто я собираюсь убить вас.

Дона схватила бокал с вином, стоявший поблизости, и швырнула в него. Бокал упал на пол и разбился вдребезги, но все же на какую-то долю секунды задержал его. Придя в себя, он попытался дотянуться до нее через стол, но она увернулась, нащупала за спиной массивный, тяжелый стул и, с трудом оторвав его от пола, толкнула в его сторону. Стул проехался по столу, сметая на пол серебро и посуду, и ударил Рокингема в плечо. Он задохнулся от боли. Отбросив стул в сторону, он поднял нож и, прицелившись, метнул в Дону. Нож вонзился в ожерелье и разрубил его надвое, слегка оцарапав ей кожу, а потом скользнул вниз и застрял в складках одежды. Дрожа от ужаса и боли, она потянулась, чтобы поднять его, но, прежде чем ее пальцы нащупали рукоятку, Рокингем уже накинулся на нее, завернул ей руку за спину и зажал ладонью рот. Она услышала, как зазвенели бокалы и тарелки, и почувствовала, что падает на стол. Рокингем тщетно пытался нашарить нож, оставшийся у нее под спиной. Собаки, вообразившие, что это какая-то новая игра, которую люди затеяли ради их удовольствия, подняли неистовый лай и принялись наскакивать на него сзади, так что он в конце концов вынужден был обернуться и отшвырнуть их.