Читать книгу "Мир - Наталья Мар"

Мокрое лезвие, еще в крови Самины, рассекло воздух. Эйден знал: если паук обратится, его уже не убить, и направил клинок к горлу шчера. Нож скользнул по хелицерам. Удар запоздал. Кожа зачерствела, ороговела и стала хитиновым панцирем. Магнум обратился полностью и бросился на синтетика. Хромая на шести ногах, он все еще был проворнее робота. По полу задымилась паутина, и Эйден вскочил на цоколь, отступая к выгодной позиции. Шчер – за ним, но андроид ранил его в глаз. Только что с того: больно, но у паука осталось еще семь! Внизу метались охранники: они еще не сообразили – что произошло? кто виноват? – и не рисковали атаковать без приказа.

– Что стоите, черти?! – крик Лешью искажали паучьи мандибулы.

– Мы уже в гиперпространстве?

– В гиперпросранстве, твою мать! Он убил жрицу! Стреляйте!

Перепалка дала роботу секунду, чтобы прыгнуть за алтарь – туда, где он близко примыкал к колоннам. Над его макушкой тотчас просвистел пучок ионов. Что, теперь так и сидеть здесь? Он высунул нос наружу.

Бац – еще заряд.

Значит, так и сидеть. Недолго, что уж. Реле запущено вхолостую, рано или поздно купол зала войдет в резонанс с оборудованием и обрушится. И все умрут. А потому – чего психовать? Пауки не могли пробраться за колонны, а соваться к андроиду в облике людей желающих не было.

Ему б сюда Кайнорта без того ошейника!

Пять или шесть лап заскоблили стены рядом с Эйденом, пытаясь выгнать его из щели, и довольно скоро (ценой трех поломанных когтей) у них это вышло. Не мудрено, имея двадцать две ноги против двух: они выцарапали негодяя, как занозу.

Робот обежал алтарь и по дороге сделал, пожалуй, главный вывод за последнюю минуту: ему б сюда Кайнорта, и пусть даже в ошейнике. Но эзер тщетно бился об лед с другой стороны, а может, уже утонул. Во всяком случае, прохлаждался, в то время, как Эйден делал его работу. Строго говоря, бегал от его работы. Отчасти все-таки хорошо, что Бритц этого не видел!

Пол в комнате завибрировал. Подземный толчок перепугал шчеров, а робот успел взлететь на возвышение. Он смог только раз, но очень сильно ударить рукоятью ножа по льду в ресивере Бритца. Он не знал, помогло это или нет. Лешью вскочил на алтарь следом, впился клыками в стальной локоть и стащил робота на пол. Глаза застила паутина, ее слои множились, замелькали ноги, ноги, ноги… Паук хотел впиться роботу в шею, но замотал головой: его клык застрял в руке жертвы. Он не мог решить, продолжать бороться или рискнуть и вырвать себе ядовитый зуб? Клык засел намертво с обеих сторон. Эйден оттащил магнума за колонны и услышал треск. Или всплеск. Он очень надеялся на всплеск! Но и секунды не было, чтобы глянуть на ресивер. Жвала, глаза и ноги закрывали свет, царапали, резали… зато прикрывали от иольверов. Охрана не стреляла по Лешью.

Яд растекался по руке. Паук испускал его инстинктивно – он не мог навредить роботу. Но Эйден начал уставать. Оба понимали, что бой закончится, как только один из них просто выдохнется. Лешью напряг остатки сил, чтобы вытащить синтетика из укрытия. Он уж и сам плохо соображал. Шчер поднял робота застрявшим клыком за локоть и, не имея лучшей идеи, просто шмякнул им об алтарь.

От удара Эйден отключился.

* * *

Шиманай растерянно глядел на ящик. Это был совсем маленький запечатанный ящичек, в котором совершенно точно нельзя было уместить человеческую жизнь. Да что там, материалов для конвисферы таракана Эйден получил тогда на Бране гораздо больше.

– Это все? Семь лет человек открывал мир, и вот это – все, что удалось достать?

– Сам знаю, что мало, – ответил Канташ. – Втайне от принцессы не раздобыть много вещей. Но Вы хоть взгляните! Шиманай, давайте хоть с чего-то начнем. Попробуем – до возвращения синтетика, а после… может, я смогу добыть что-то еще.

Угрюмый Кафт запустил комм и вскрыл ящик. На самом верху лежали игрушечный карфлайт и плюшевый гриб в ярком шарфике.

– Я все промаркировал, – бормотал граф, задом отступая к выходу. – Мне нужно проведать Ампаль, так что сейчас я ухожу.

– Вы обещали мне помощника.

– Да, да. Сию минуту.

Посол заторопился выйти и тотчас вернулся, ведя за собою Пти. Браслеты для адаптации к планете затерялись среди других ее побрякушек.

– Госпожа Пти сама вызвалась поучаствовать, она скучала на корабле.

Канташ смущенно поклонился и вышел. Госпожа Пти! В золотой пыльце и ажурном палантине. Под звук ее лопнувшей жвачки Шима запустил вазой в декоративную ширму, вложив столько души, что прорвал ткань.

– Полегче, коллега! На языке алливейцев ты мне тока что в любви признался. Разбил дорогущие штуки одну об другую!

– Ты-то откуда знаешь? – Кафт был раздражен и резок до крайности. Помощницу граф ему нашел, как же. Совсем уж никому из дворца не доверяет.

– Вообще-то профессия обязывает. С клиентом ведь как: заболтаешь его, а время идет. Так что языком у нас владеют с обоих сторон.

– С обеих. Ладно, иди сюда. Будешь держать материалы и жать на «ввод», когда я скажу.

Шиманай видел, как когда-то Эйден оцифровывал и заносил в специальный каталог тараканов, больных уроборосом. Теперь им с амадиной предстояло делать то же с ящиком малыша Аруски. Профессор брал игрушки, тетради, фото, заносил их копии в каталог и распределял по категориям. Пти надувала пузыри и безропотно сносила ворчание напарника, если подавала вещь слишком быстро, слишком медленно или не с той стороны. Это было как раскладывать чудовищно сложный пазл на кучки по оттенкам. Позже из этих кучек Эйден должен был собрать головоломку. Или объявить Канташу, что кусочков слишком мало, и картинки не выйдет.

Из того, что было в их распоряжении, едва клеились воспоминания о человеке, но не человек целиком. Воспоминания чужих и случайных людей, искаженные посторонним восприятием. Фоторобот души, а не зеркальное отражение.

– А куда они дели мальчика? – спросила Пти, глядя на последний файл. – Они что же, и от матери его прячут?

– Тело перенесли в укромное место, куда-то в старый парк за дворцом. Ускоренный метаболизм вызовет подозрения: я видел мельком – Аруска… уже совсем деревце, и даже почки на ветках! А Канташ растерян, конечно. Я понимаю. Он не знает, как рассказать принцессе. Он уверен, Ампаль не справится с горем, когда узнает о смерти сына.

– Захер-меня-Мазох! Это ж когда ж он ей скажет? Когда ее руки пройдут сквозь мальчишку? А если прямо на празднике? Схватит неловко, кольнет вилкой…

Она повторила разумное предостережение Эйдена, но кажется, это было очевидно для всех, кроме графа. Профессор жестом осек поток ее негодований:

– Нас это не касается, Пти. И я тебе вот что скажу: у нас так и так не выйдет толковой копии. Выйдет кукла, чудовище, химера, что угодно, но не тот мальчик. У меня выросли пятеро шиманят, и все-таки не надо быть отцом, чтобы понять: этого, – он указал на ящик, – мало. Мало даже для новорожденного. Каждый новый день человека, самый скучный день – это целый мир, а Аруска прожил шесть лет.