Читать книгу "Морские нищие - Арт. Феличе"

Адрес привел его к богатому дому с золотым львом на фасаде, принадлежащему Якобу Янсзону, зятю первого богача Мидделбурга, Питера Гака.

«Везет мне, однако, на первых богачей!» — подумал со смехом Иоганн, входя в дом.

Молодой хозяин и хозяйка встретили его сердечно, как давнего знакомого, и поместили в чистую, веселую горницу с видом на морскую даль. Дом оказался, точно гостиница, битком набитым приезжими. Было тут и целое семейство столяра-проповедника Гелейна с женой и детьми. Был и другой проповедник, по ремеслу сапожник, не бросивший ради «слова истины» ни шила, ни дратвы. Вечерние собрания последователей новой веры происходили ежедневно. Проповеди Гелейна сменялись наставлениями трудолюбивого сапожника. Среди кальвинистских старшин, кроме видных членов мидделбургского магистрата, был также старик аптекарь в больших оловянных очках, искусный слесарь, и еще два-три ремесленника… Такое общество радовало Иоганна. О возвращении в Антверпен не думалось.

Неожиданно оттуда дошли вести о «бунте» и разгроме собора Богоматери. Известие взволновало весь дом. Проповеди уже не прекращались. Их сменяли настойчивые призывы немедленно последовать примеру Антверпена, Армантьера, Касселя, Гондсхота, Турнэ, Валансьена и других городов на юге страны. Для Иоганна эти известия были ошеломляющей новостью. Как мог он не узнать о таких необычайных событиях раньше?.. Или антверпенский дом Снейса действительно неприступная крепость, где вести из широкого мира прячутся хозяином в один из его огромных кованых сундуков? Что с Лиаром? Он не мог остаться вдали от общих событий. Конечно, одним из первых он пошел громить ненавистный ему храм — этот несокрушимый, казалось, оплот папских постановлений, это «капище идолопоклонников», как назвал антверпенский собор кузнец, случайный знакомый Иоганна. А что с кузнецом?.. Католические власти не простят ни ему, ни Лиару разгрома собора. Что же станется тогда с несчастной Луизой? Выполнит ли Барбара просьбу позаботиться о больной девочке?.. Тревожные мысли охватили Иоганна.

Тревога была во всем городе. Рассказывали о настоящих народных восстаниях, о толпах вооруженных ремесленников и окрестных крестьян, которые разрушали внутреннее убранство католических церквей и монастырей, разбивали иконы и статуи «святых», а в монастырских канцеляриях уничтожали долговые записи, освобождали из тюрем должников и арестованных по делам веры. Захваченные драгоценности аккуратно собирали и сдавали под ответственность городских магистратов для раздачи неимущим. Создавались специальные отряды народной стражи, чтобы поддерживать общий порядок и в случае надобности дать отпор королевским властям, если те двинут на них военную силу.

Консисторские старшины Мидделбурга сошлись на чрезвычайное заседание.

He теряя времени, были образованы небольшие отряды из доверенных людей и поставлены часовые у всех городских ворот.

Видя такие приготовления, члены городского совета потребовали снятия самовольного караула. Но их не только не послушались, но даже принудили вместе со всеми кричать: «Да здравствуют гёзы!» — и продолжали действовать по-своему. Вечером в ратушу донесли, что какие-то люди собираются в вооруженные группы и с фонарями в руках направляются к аббатству. По дороге они стучатся в некоторые дома, очевидно, своих единомышленников, и призывают их следовать за собой. В аббатстве уже поднялась суматоха. Главные ворота завалили строительным деревом и камнями, к остальным — приставили надежную охрану.

Снаружи главных ворот аббатства завязались переговоры. Королевский бальи[30] настаивал, чтобы «незаконные толпы» немедленно разошлись и оставили монастырь в покое. Но ни уговоры, ни угрозы не подействовали.

Рано утром другое сборище реформаторов наполнило огромный сарай на складах Питера Гака. Бальи поспешил туда.

Он застал конец пылкой проповеди Гелейна и был возмущен, что тысячная толпа, сгрудившись вокруг бочки, заменявшей кафедру, с благоговением слушает воинственные призывы простого неученого столяра. Растолкав людей, бальи решительно подошел к нему.

— Как ты смеешь, — обратился он к проповеднику, — призывать честных людей к бунту и неповиновению их законным правителям? Сию же минуту уходи отсюда, пока я не применил против тебя законную силу!..

Гелейн спокойно отвел руку, схватившую его за куртку, и громко сказал собравшимся:

— Братья и сестры, я не знаю иного закона, кроме закона Господа Бога нашего, переданного вам, его верным детям, ищущим истины лишь в труде и благочестии. Если я ошибаюсь и здесь есть иная, более законная и истинная сила, я смиренно покорюсь и уйду из города. Но решить это должны вы сами. Скажите, как мне поступить: беспрекословно уйти, а ему, погрязшему в суете неправды, как в болоте, остаться, или остаться мне и продолжать делиться с вами внушенным мне свыше словом истины?.. Единое ваше право — распоряжаться нами, ибо мы оба — ваши слуги, слуги народа…

Бальи с трудом удерживался, чтобы не ударить столяра. Но сзади него уже слышались возгласы тысячной толпы:

— Ему уйти, ему!.. И не мешать нам внимать истине!..

— Пусть убирается подобру-поздорову, пока цел!..

— Свернуть ему шею, чтобы впредь не гнул ее перед испанцами и папой!..

— Ступай в Антверпен, королевский прислужник, там тебе расскажут и про другие города Фландрии!..

— Да здравствуют гёзы!..

А в церкви Святого Петра заварилось другое дело. Бальи ринулся в храм. Он застал толпу, которая с одобрением смотрела, как какой-то ремесленник, сосредоточенно работая колом, разбивал алтарь. Возгласы общего поощрения привели королевского вельможу в еще больший ужас. В страхе и полном отчаянии он покинул церковь.

Иоганн видел это все, проходя мимо с новым своим знакомым — стариком, бывшим матросом.

— Видишь, что творится?.. — сказал тот, усмехаясь. — И ничего они таким способом не добьются, помяни мое слово!.. Если простой народ уж очень разойдется, все Снейсы и Гаки отрекутся от него. Верь бывалому человеку!

— Мне и самому интересно, — в раздумье проговорил Иоганн, — как поведут себя купцы дальше. Ну, скажем, когда добьются свободы от испанского короля и от папы…

— Так же хитро, как и до сих пор жили. Ты вот рассказал, что с детства помнишь обиды от королевских солдат и папской инквизиции. А видал ли ты обиды от своих же кровных нидерландцев?..

Иоганн промолчал.

— Ты, я вижу, парень с головой и сердцем, а настоящего места себе не найдешь. Я старик, много видал на своем веку, но и мне тоже вроде нет больше места на родной земле. А ты поищи, хорошенько поищи — ты молодой!.. Ведь находили же смелые люди новые страны за морями… Я тебя, как добрый корабль, оснастил бы в дальнее плавание. Нет у меня сына. Был — утонул далеко от родины. Нет у меня семьи, нет и дома. Лачуга есть в дюнах, недалеко от города. Пойдем туда. Я выпотрошу для тебя всю свою память, где найдется немало собранного за долгий путь… Некому мне оставить эту память в наследство… Вот я и обрадовался знакомству с тобой. Пойдем!.. Не то здесь происходит, не то… Иначе надо как-то… иначе…