Читать книгу "Чужая Земля - Олег Дивов"

Конвертоплан прыгнул вверх.

Он вознесся в небо с такой прытью, которой я за ним не подозревал, хотя много лет имел дело с этими машинами, любил их и даже худо-бедно понимал, как они устроены. По моему скромному разумению, бортмеханик сорвал ограничители. Это был не форсаж, а аварийный режим, способный прикончить движки, но дать машине фору в безнадежной ситуации. На такой бешеной тяге полетит даже кирпич, и полетит быстрее пули.

Конвертоплан пёр строго вертикально.

И вдруг резко лег на бок. Левое крыло вверх, правое вниз.

Петровичев уронил фуражку.

А конвертоплан показал цирковой фокус. Он продолжал по инерции набирать высоту боком. Два размаха крыла, как мне показалось. Потом его завалило, он совершил кульбит – у меня внутри все перевернулось вместе с маленьким самолетиком, – но тут Чернецкий ловко «поймал машину» тягой и грохнул ее на шасси почти туда же, откуда взлетел.

Грохнул – мягко сказано. Звон раздался колокольный, и бабах нешуточный, полетели во все стороны детали подвески, брызнуло фонтаном из амортизаторов, пара шин разорвалась в клочки, не выдержав такого варварства, но планёр явно уцелел, движки не отвалились; в общем и целом бедная машинка показала себя молодцом.

Великий вождь Унгусман одобрительно крякнул.

Капитан Петровичев сделал вид, что туземца, цинично нарушившего карантин, вовсе нет на подведомственной ему территории. Он подобрал фуражку и не спеша двинулся к конвертоплану. Я выплюнул травинку, давая понять вождю, что готов к ответной речи, но получил все тот же подталкивающий жест – иди давай, – и ноги сами понесли меня вперед. На ходу я соображал, как бы высказаться, если вдруг спросят о текущем моменте. Кроме «Что это было?!» ничего в голову не лезло.

Все-таки в моей работе слишком много притворства. Я же знаю, что это было. Теперь это понял каждый.

Чернецкий придумал, как спасти положение.

Если повезет, конечно.

* * *

…К машине неслись люди из аэродромной обслуги, врачи, спасатели, пилоты и те, кому здесь совсем не положено находиться – кажется, проснулся и высыпал на поле целиком отдыхающий состав экспедиции, – и все остановились в нескольких шагах.

Потому что Чернецкий и Гилевич глядели на нашу суматоху, широко улыбаясь. И бортмеханик Попцов, высунувшись из-за их плеч, скалил зубы. Неизвестно, правда, как там геологи, но живые, это точно.

Правая щека у Чернецкого была ободрана – прислонился к чему-то.

Капитан Петровичев проложил себе путь сквозь толпу взглядом. Чернецкий распахнул дверь и легко выпрыгнул из машины навстречу старшему. Он не обязан был вставать перед капитаном навытяжку, но «руки по швам» сделал и набрал в грудь воздуха, приготовившись докладывать.

Петровичев его упредил. Он выставил перед собой ладонь, давая понять, что слушать не намерен.

– КВС Чернецкий, – произнес он сухо, без выражения, глядя мимо. – Благоволите нынче же подать рапорт о бессрочном отстранении вас от полетов по собственному желанию. Честь имею… Что?!

Он успел козырнуть Чернецкому, умудрившись так и не встретиться с ним взглядом, посмотрев куда-то не выше узла галстука, и по-уставному повернуться кругом, – а вот это «Что?!» уже было адресовано мне.

– Что?.. – растерянно повторил я, чувствуя, как сотня глаз впивается в меня.

– Ну, вы же со-вет-ник! – процедил капитан. – И очень хотите дать мне со-вет! Вас прямо распирает! А?!

– Вы уже приняли решение… – сказал я, невольно опуская очи долу.

Петровичев фыркнул и зашагал к контрольной башне.

Не любит меня капитан. Очень крепко не любит.

Мне как-то шепнули, что он уверен, будто я был дружен с Сорочкиным. Запомнил еще по первой командировке, как я Лешу от полковника спасал, когда тот с пассатижами гонялся за лингвистом.

А я со всеми стараюсь держаться ровно. Обязан по инструкции. Даже когда гвоздь хочется в голову забить. Это я про Сорочкина, да. Только кто мне поверит.

– Все с поля! – рявкнул Петровичев на ходу, не оборачиваясь. – Все лишние – с поля! Не-медленно! О-бес-пе-чить!

– Так, господа и товарищи, вы слышали! – закричал дежурный лейтенант. – Попрошу вас!..

Публика, стараясь особо не спешить, чтобы никто не подумал, будто мы кого-то тут боимся, начала расходиться. Под машину полезли механики. Чернецкий уселся обратно в свое кресло. Гилевич что-то говорил командиру, тот неопределенно пожимал плечами.

Из заднего люка выгружались геологи, имея вид, как обычно, загадочный и слегка пренебрежительный. Люди отважной профессии, что с них взять. Билалов покрутил головой, разминая шею – в ней отчетливо хрустнуло, – и подошел ко мне.

– Если вашему начальству интересно мнение специалиста, лично я – за напалм. А не выгорит – и черт с ним. Но разве этим бравым воякам что-то объяснишь?.. Тут единственный вменяемый управленец – вождь. Настоящий кризисный лидер, побольше бы нам таких. Остальные ведут себя как идиоты. И людей провоцируют на идиотизм. А между прочим, еще семерых покойников экспедиция просто не выдержит. Если вы понимаете, о чем я.

И отвернулся, не интересуясь, понимаю я или нет.

Удивительный тип. Готов поспорить, он ни слова не сказал Чернецкому, когда тот попросил его сесть в машину и побыть немного чемоданом. Если товарищу надо – значит, надо.

Появился доктор Шалыгин, и сразу все расслабились, задышали свободнее. Давно замечено: рядом с нашим главврачом даже полковник становится временно похож на человека.

Доктор быстро осмотрел Чернецкого, мазнул каким-то препаратом по его ссадине, отчего та слегка заблестела, одобрительно хлопнул летчика по плечу и повернулся к геологам.

– Пойдем-ка мы отсюда, пока не приперлось горе-руководство и не начало визжать, – сказал Билалов.

И почти было удрал, но оказался ловко схвачен, ощупан и легонько дернут за шею. Там снова хрустнуло.

– О-ох… – выдохнул геолог. – Теперь нормально.

– А давай мы тебе шейный корсетик сообразим? – ласково спросил доктор. – Ненадолго.

И отважный звездопроходец, кавалер трех орденов, специалист по всем вопросам, без пяти минут академик, прозванный Диким Биллом за склочный характер, кротко сказал:

– А давай.

На меня Шалыгин потратил ровно две секунды.

– Ну, хотя бы вы в порядке. На вождя поглядывайте, ладно? Какой-то он задумчивый. Увидите, что потеет, – зовите меня сразу.

– Дочка на него давит, вот и задумчивый, – ляпнул я в сердцах.

И тут же выругал себя за проявленную слабость. А с другой стороны, кому жаловаться, как не главврачу экспедиции. Иногда очень надо просто нажаловаться. Я ведь не каменный и соскучился по обычному человеческому разговору с соотечественниками. Парадокс: я на дежурствах во дворце вождя отдыхаю душой, а у нас на базе – устаю.