Читать книгу "Чужой среди своих - Виктор Тюрин"

Наша атака оказалась настолько неожиданной для бандитов, что практически никакого сопротивления нам оказано не было. Да это и понятно. На них подло и вероломно напали их хозяева, которым они так преданно служили. Только один из бандитов, стоящих на крыльце, пригнувшись, кинулся в дом, но на пороге получив пулю в спину, упал, раскинув руки. Главарь успел только откинуть полу и кинуть руку на кобуру, как тут же с криком схватился за плечо. В нем торчал нож. В следующую секунду раздалась команда командира по-немецки:

– Двое в дом! Остальным занять позиции по периметру!

Первым делом я подбежал к двери дома и крикнул:

– Ахтунг! Гранатен!

– Не взрывайте! Мы сдаемся! – раздались из избы наперебой мужские и женские голоса. – Выходим! Выходим! Не стреляйте!

Спустя полминуты на пороге показался пожилой, но еще крепкий мужик с поднятыми руками. Из-за его спины была видна женщина в возрасте, видно его жена, и две раскрашенные девки.

– Сторожи их! – кинул я Сашко, а сам, пригибаясь, как солдат при налете, вбежал в дом. Быстро огляделся. Для деревенского дома он был обставлен богато и несколько странно. Буфет, за стеклом которого была выставлена разнокалиберная посуда, был явно привезен из города и неуместно смотрелся на фоне деревянных стен, так же как и трюмо, стоящее в углу. Посредине комнаты стоял накрытый стол. Видно, после казни бандиты собирались хорошо попировать. Я уже собирался выйти, как глаз зацепил сбитую на сторону дорожку на полу, возле печки. Осторожно подошел, затем сапогом отбросил ее в сторону. Под ней оказался люк. В этот момент в избу вошел командир с Сашко, который конвоировал хозяев дома и стонущего главаря.

– Герр обер-лейтенант, – обратился я к командиру, – мною найден люк в этом партизанском логове.

Услышав немецкую речь, сникший главарь сразу встрепенулся:

– Герр обер-лейтенант! Произошла страшная ошибка! Я Стефан Гоноровский, начальник карательной команды! У меня есть жетон! Он висит у меня на шее! Я агент СД!

Камышев, не обращая внимания на выкрики, скомандовал по-немецки:

– Димиц! Проверить!

– Яволь, герр обер-лейтенант! – вытянулся я, продолжая играть роль дисциплинированного служаки.

Вдруг неожиданно подал голос главарь:

– Там Семен Пашко! Мой адъютант!

Я повернулся к главарю:

– Прикажи ему вылезти, или бросаем гранату!

– Сейчас-сейчас, – заискивающе пробормотал тот и подошел к люку, морщась и держась за плечо. Приподняв крышку, он крикнул:

– Пашко! Это твой командир! Выходи!

Из глубины сначала раздались отборные ругательства, а затем уже слова:

– Ты что, совсем мозги потерял, сявка базарная?! Это же падлы красные!

В этот момент, оттолкнув бандита, я бросил вниз гранату и захлопнул крышку. Раздался приглушенный взрыв. Пол под ногами явственно качнулся. В серванте зазвенела посуда. А уже в следующую секунду я рывком откинул крышку и спрыгнул вниз. Там было темно, но мне хватило даже того света, что падал через открытый люк, чтобы увидеть ноги, одетые в сапоги, которые торчали из-под груды ящиков и картонных коробок. Горький запах тротила был густо перемешан с ядреным запахом самогона. Разбираться, жив или мертв бандит, не стал, а просто дал по нему короткую очередь из автомата. Огляделся. Помимо традиционных крестьянских запасов, подпол чуть ли не на треть был забит ящиками и коробками с надписями на немецком языке. Глаза уже привыкли к темноте, и я различил в углу лужу, в которой лежало стеклянное крошево, все, что осталось от бутылей с самогоном. Нашел лесенку, приставил к стене и вылез.

– Там продуктов столько, что взвод… – начал я говорить, но командир кивнул головой, типа все понял, и продолжил в быстром и жестком темпе допрашивать «пана Стефана». Командир, в прямом смысле этого слова, выбивал из него правду. Мне даже показалось, что в этой жестокости есть что-то свое, личное.

Староста, его жена и две бандитские шлюхи сидели на лавке у печки с побледневшими лицами и глазами, полными ужаса. Спустя полчаса вернулись трое наших парней, посланные, чтобы прочесать деревню. Они никого не обнаружили, потому что, если и были такие, то забились по щелям, словно тараканы.

Мы засветились, причем так, что догадаться о русской диверсионной группе гитлеровцам не составит никакого труда. Правда, жители деревни видели немцев и слышали только немецкую речь, но то, что приехавшие солдаты уничтожили группу карателей, говорило только об одном: что это были русские диверсанты. Я не мог знать, что на столь непрофессиональный шаг командира толкнула обычная человеческая месть, так как не знал, что во второй группе десантников, уничтоженных карательным отрядом Гоноровского, был младший брат Камышева. Кроме того, командиром одного из погибших отрядов разведчиков был его большой друг, с которым он воевал еще в Испании. Если теперь мы точно знали, как погибли три группы наших разведчиков, то время нашей «невидимости», конечно, скоро истечет, после чего на нас откроют настоящую охоту.

После допроса командир встал, оглядел всех и только потом сказал по-немецки:

– Нам нельзя оставлять следов, а я это правило нарушил. Моя вина, и мне ее исправлять. Сашко, смени на посту Мартынова, пусть быстро поест, а остальные начинайте отбирать продукты и грузить в машину.

Услышав эти слова, Гоноровский, кривясь от боли, вдруг неожиданно сказал:

– Есть у вас такая поговорка: сколько веревочке не виться, а все равно ей конец будет. Да, комиссар?

Командир ничего не ответил, только мазнул по нему яростным взглядом. Мы принялись за погрузку. Когда закончили, Камышев сказал:

– Идите, парни. Ждите в машине.

Разведчики с виноватыми лицами быстро вышли. Они понимали, что убрать свидетелей необходимо, но сами в душе были рады, что это дело не поручили никому из них. Одно дело убивать гитлеровцев и их пособников в бою, а здесь гражданские люди, к тому женщины. Парни ушли, а я остался стоять. Камышев бросил на меня косой взгляд, но ничего не сказал, только поднял руку с пистолетом, готовясь стрелять.

– Не убивайте, люди добрые! – вдруг заголосил староста. – У меня деньги! Золото! Все отдам, только не убивайте! Никого не убил! Крови на мне нет! Бога побойтесь!

– Где? – быстро спросил я.

– В подполе. За бутылями с самогонкой. Кирпич надо вынуть. Он у самого низа! Там…

– Я в деле, командир.

Камышев не сразу понял, что я хотел этим сказать, и промедлил, а я уже нажал на спусковой крючок автомата. В следующую секунду в автоматную очередь вплелись сухие и короткие выстрелы из пистолета. Спустя минуту все было закончено, после чего командир, не глядя на меня, пошел к выходу. Я задержался буквально на пять минут. Любопытство замучило. Есть там тайник или нет?

Когда я забрался в кузов, меня встретило неловкое молчание. Мое участие в «грязной работе» здорово смущало ребят. В другой раз они бы обязательно меня спросили, почему я задержался, но сейчас никто из них не произнес ни слова. Несмотря на то, что трое из пяти сидящих рядом со мной парней имели на своем счету как минимум по десятку убитых гитлеровцев и их пособников, они оставались теми, кем и были. Двадцатилетними парнями, не знающими толком жизни. Смотрели на окружающую реальность простыми, по-детски чистыми взглядами. Сталин – хорошо, Гитлер – плохо. Война не учила их жизни, она учила их убивать. Командир, тот другое дело. Возможно, он видел во мне себя, только более молодого и жестокого, но при этом не понимал, откуда этот парень столько много знает о войне. Слишком много Звягинцев знал из того, что сам Камышев, прошедший Испанию от звонка до звонка, потом и кровью собирал четырнадцать лет. Боевой опыт.