Читать книгу "Великая сталинская империя - Юрий Фролов"

В обширной докладной записке Молотову Майский формулировал основные внешнеполитические задачи СССР после окончания войны. Задачи сводились к тому, чтобы добиться гарантии безопасности Союза и сохранения мира «в течение длительного срока» (минимум 30 — максимум 50 лет). Из этого периода на «залечивание ран», нанесенных стране войной, отводилось 10 лет. При этом ради решения внутренних проблем должны были быть мобилизованы все усилия во внешней политике. За 30–50 лет планировалось превратить СССР в самую мощную, технологически прогрессивную державу, которой была бы не страшна любая агрессия. В сущности, к середине 1980-х годов эта задача была полностью выполнена: СССР развитием космических оборонных и научных исследований «заставил с 1975 года надрываться экономику США», что в годы перестройки признали сами американские политики, владевшие государственными экономическими и оборонными секретами.

Далее, по плану диплома предусматривалось континентальную Европу превратить в социалистическую, что исключало бы провокации и причины возникновения любых войн. Но, как помним, американцы и англичане видели модель сохранения мира в этом регионе под своим буржуазно-демократическим, а не коммунистическим контролем. Что касается системы создания коллективной безопасности в Европе, то, учитывая трудность достижения компромиссов по многим переговорным вопросам, дипломат Майский сознательно отводил эту проблему на второй план. Но, чтобы не конфликтовать с союзниками ради решения экономических задач в СССР, приходилось оттягивать осуществление пролетарских революций в оккупированных Советами странах. Предполагалось «социализацию» Европы провести примерно к 1974 году, а перед этим добиваться компромиссов с Западом в переговорах по массе вопросов. На усмотрение высшего руководства Майский предлагал и альтернативный вариант: создавать в Восточной Европе режимы, основывающиеся «на принципах широкой демократии, в духе идей Народного фронта». Германия же, во избежание распространения из нее неонацизма, в течение этих 30–50 лет лишалась возможности войти на равных правах в число ведущих европейских государств: ей предстояло оставаться подконтрольной поверженной страной.

В решении Сталиным судеб государственных режимов, в отличие от его последующих преемников, игравших в демократию, было примечательно (и даже удивительно!) то, что беспощадный для советских народов диктатор, покровитель ГУЛАГа, в 1944–1945 годах неоднократно подчеркивал необходимость для восточноевропейских политиков поддерживать дружественные контакты не только о СССР, но и непременно^) с западными странами. Эта его линия правилась США и Великобритании, смягчала и настороженность к деспотической коммунистической державе. Лидеры Запада на основе подобных сталинских высказываний решили, что он извлек для себя соответствующие уроки из Второй мировой войны и из встреч, переписки, переговоров с этими лидерами, что непреклонный вождь Советов, крутой на решения как во внутренней, так и во внешней политике, все же несколько смягчился и учел международное мнение.

Да, отчасти это было действительно так. Однако Сталин оставался непреклонным в своих мнениях по кардинальным вопросам идеологии и международных отношений. И в первую голову на переговорах с представителями как больших, так и малых государств, он ставил интересы Советской, коммунистической державы. Уступая в одних вопросах зарубежным лидерам и правительствам, он выигрывал гораздо больше в других проблемах, касающихся укрепления авторитета и мощи СССР в мире. Подтверждая свою лояльную линию на построение «смягченного», «полудемократического» социализма в Восточной Европе, он в Москве 9 августа 1944 года при встрече с польским лидером Ст. Миколайчиком подчеркнул: «Польша должна иметь также союз с Англией, Францией и США». (АВП РФ, ф. 06, п. 42, д. 550, л. 15). Иначе такой тонкий и осторожный политик, как Сталин, не мог ответить, поскольку не в его интересах и не в интересах жестоко пострадавшего от войны советского народа было с ходу устанавливать жестко-коммунистические режимы в покоренно-освобожденных странах и тем самым создавать острейший конфликт с союзными державами, который мог сорвать или затянуть планы мирного восстановления хозяйства СССР.

Для преодоления разрухи помимо тружеников тыла и заключенных ГУЛАГ а требовались еще миллионы рабочих рук, а эти руки сейчас держали оружие в Восточной Европе. Сталин же благоразумно, для ускорения восстановления хозяйства, планировал после разгрома Германии и Японии существенно сократить контингент наших войск в будущих соцстранах и провести значительную демобилизацию.

Мнение Сталина о государственном устройстве малых стран позволило внутри них решить проблемы социально-политического компромисса, ослабить активность антисоветских элементов, ориентировавшихся только на буржуазный строй. Так реализовывалась концепция «национального пути» к новому общественному строю. Впоследствии, в 70—80-х годах наши туристы, побывавшие в Восточной Европе, говорили, что, несмотря на коммунистические правительства и службы безопасности, действовавшие под эгидой КГБ СССР, там все равно больше свобод, либерализма и намного лучше, чем в Советах, развит частный сектор производителей. Такое государство получило в истории название «народной демократии».

Концепция «народного пути» быстро нашла поддержку в коммунистических, социал-демократических и либеральных кругах восточноевропейских народов. В Чехословакии значительный вклад в формирование и реализацию этой концепции внес либеральный демократ, президент республики Э. Бенеш, тот самый, который был президентом и в трагические дни Мюнхенского сговора, когда Англия и Франция отдали в 1938 году Чехию Гитлеру. Его теории о специфичности перехода к социализму в разных странах в ЦК ВКП(б) окрестили «формулой Бенеша».

Конечно, мнение Бенеша было не по нутру консервативным кремлевским политикам, но время диктовало свои, новые условия. Вот что конкретно писал Э. Бенеш по данному вопросу: «Социалистические мероприятия следует осуществлять мирным путем без диктатуры пролетариата, без применения определенных теорий марксизма-ленинизма. Я думаю, что в развитии человечества мы достигли уже такого периода, когда это стало возможным». Мирный переход к социализму вполне устраивал Сталина, который мыслил в перспективе путем активной идеологической «промывки мозгов» населения соседних стран поднять авторитет компартий и сделать их главенствующими в госаппаратах. Это был своего рода план «тихой перманентной революции», план «мирного экспорта революции», без инспирированных Кремлем вооруженных коммунистических переворотов. Одновременно, при участи спецслужб, политики в Москве разрабатывали конкретные планы для коммунистов в будущих соцстранах, как мирным путем захватывать «определенные командные посты», проникать в госаппарат, приобретать навыки управления государством. (РГАСПИ, ф. 77, оп. 3, д. 63, л. 3–4, 44).

Насаждались тихим путем прокоммунистические режимы в Восточной Европе, прикрываясь при этом народным волеизлиянием. Москва тем самым фальсифицировала искренность плюрализма в этих странах, создавала почву для скрытого недовольства в разных слоях населения. Когда в Венгрии и Чехословакии коммунистические режимы стали откровенно подавлять инакомыслие, подминать под себя другие демократические течения, недовольство вылилось в восстания в 1956 и 1968 годах. В конце 80-х годов стало окончательно ясно, что кремлевская модель административно-командного социализма абсолютно не устраивает и большинство самих коммунистов в соцстранах, не говоря уже о народных массах с психологией демократии свободного предпринимательства.